Рассказы
Шрифт:
Потом, звонко щелкнув секретными замками своего супердипломата, Великолепный Джо выудил из его недр новую пачку «Мальборо» и аккуратно положил ее на стол между двумя облизнувшимися бойцами:
— Ну, братья, мне помочь надо...
И матросы, роняя слюнки, бросились раскапывать подходы к летающей радиостанции, оглядываясь иногда и подобострастно заглядывая в глаза Ковбою.
Спецом он действительно оказался блестящим. Но оно и понятно — не может такое реноме держаться только на красивой, конечно, но все равно обыкновенной суконной шляпе. За пару послеобеденных часов Ковбой запустил станции на трех кораблях, дав заодно кучу полезных советов механикам, эртээсовцам и другим заинтересованным вопросом, как обеспечить мирную семейную жизнь на одном корпусе такой разной и взаимообидчивой техники.
Я сидел в махонькой кают-компании последнего «антареса», курил и общался с его командиром по разным житейским и служебным вопросам, когда после интеллигентного стука дверь распахнулась и на стол слева от меня, мягко спланировав, бухнулся стильный белый стэнсон. Ковбой снова закурил, брякнул передо мной папку бланков на подпись и, задумчиво пуская дым в подволок, вопросил пространство:
— Мужики, а вот скажите, вы на какое время в море выходите?
Мы с командиром переглянулись:
— Ну, дней на десять, если повезет...
— И что, станции-то эти, 856-е, все время работают?
— Ну, не все время... Иногда выключаем, если на УКВ хороший прием. Связь-то, она нужна всегда!
— Ясно, — сказал Ковбой и оглушительно щелкнул замками «скайларка», — классные вы хлопцы, но я к вам больше не поеду.
— ??
— Станции-то самолетные! А самолеты, ребята, ни у нас, ни у самых продвинутых америкосов по десять дней, не вынимая, в небе не летают! Я сейчас перед вашей техникой долго за вас извинялся и все ей объяснил. Надеюсь, потерпит какое-то время... Аривидерчи!
Оставленный Ковбоем блок «Мальборо» (это правда) прожил на корабле полтора года. Как только радиостанция Р-856 начинала подавать признаки раздражения, вахтенный радист тут же выключал ее, доставал из сейфа сигарету и прямо в посту закуривал «привет из страны свободы». И серенькая железяка почему-то сразу переставала выкобениваться. Все остальные сорта и даже вполне оригинальные «Мальборо» из фри-шопа в порту были ей глубоко по барабану. И я до сих пор не знаю, что здесь причина, а что следствие — то ли Спец был хороший, то ли авторитет, если он не дутый, держится на мелочах. Станция, наверно, знает ответ. Эх, как бы спросить?
ДЕНЬ НАКАНУНЕ РОЖДЕСТВА
Есть у нас такая традиция — мордой в салат. Не то чтобы постоянно, но через это дело прошел каждый русский морской служивый. Страшного ничего тут нет — ты весело напиваешься, потом столь же весело себя ведешь, прыгая по ситуации: то по столам со стульями, то вокруг елочки — ух, как мы на Новый год нажрались-то, или, например, через фальшборт. А потом, на утро, смотришь — остальные, кто может коситься, все косятся — ну ты вчера дал! А чё дал-то? Вернее, чё я-то? Вон ЗНШ всем проходящим дамам говорил покровское «ой, какие документы!» И проверить пытался. Документы. А я-то так...
На прошлый год случилась такая оказия. Собирали одного меха в отпуск. Как раз под Рождество. Ну, он дела-то сдал, деньги получил и хотел было ускользнуть — лететь далеко, в Омск, что ли. Однако поймали. Он только: «Ребята, помогите вещи-то собрать, у меня самолет через три часа». А мы ему — да ладно, не бойся, давай начнем, а вещи соберем по ходу.
И начался керогаз. Кирогаз. Бронебойный, так сказать, потому что закуски у меха дома было мало. А в Омске его ждали жена и теща. И мех купил подарки и той и другой, на Рождество и Новый Год, и заботливо завернув их, положил на видное место. А где у него видное место, не сказал. Сказал только, что подарки надо положить наверх, чтоб не помялись. И что их много.
И вот когда стало ясно, что мех сам уже годится только для исполнения требований РБЖ НК-82 в качестве раздвижного упора и вот-вот его статус в этом деле упадет до уровня ленточного бугеля, а также было осознано, что самолет уже почти взлетел, начались экстренные сборы под руководством, как обычно, старпома.
Старпом, он, конечно, несовместим с частым оставлением корабля. То есть освобожденный от тесных объятий железа старпом все равно остается человеком деятельным, ведь привычка для русского человека — все. И старпом, если он старпом, тут же вспоминает про задушенную не до конца инициативу и берет все в свои руки. Поэтому либеральный, душевный командир — это в прошлом старпом, которому случилось выпустить пар осмысленной деятельности, совершенно невозможной в строгих рамках Корабельного Устава.
Так что старпом командовал, мы подчинялись. Все было сделано быстро и эффективно, все успели куда надо.
Когда самолет сел в Омске, мех, наконец, проснулся. Томный голос стюардессы сообщил, что за бортом минус тридцать семь, без осадков. Мех отстегнул ремень и принялся возиться с молнией куртки, которую заело попавшей в нее майкой. Между курткой и майкой, как оказалось, на всем протяжении торса ничего нет. Немного напуганный неожиданным открытием мех закутался в куртец и, шатаясь, прошел на выход.
А от кромки летного поля ему махали теща и жена.
Прямо на здоровенной меховой сумке с пристегнутой багажной биркой, смущенно улыбаясь, лежал промерзший букет алых роз, в глубине которого скукоженно молчала промасленная бумажка с твердым почерком старпома: «Это — теще». Впитав в себя все восемь зимних километров над русской землей, букет в принципе был готов к забиванию гвоздей непосредственно в бедную мехову голову.
Сволочи, да? Вот ведь сволочи, думал идущий прямо в распростертые объятия мех, проворачивая тяжело ухающие мысли. Хорошо хоть, подарки привез. Вон какая сумка тяжелая.
И молния, молния на сумке, весело вжикнув и подмигнув меху на морозном солнышке, пропустила заинтригованных женщин к средоточию родственной заботы защитника Отечества.
И фраза, которая была сказана сразу вслед за «вжик»:
«Мама, это — Вам»
Огромный вес. Большой объем.
1.Четырнадцатъ полных комплектов стиранного постельного белья снизу, вдоль стенок, справа и слева.
2.Тяжеленный замызганный перфоратор с обломанным сверлом в венце композиции.