Рассказы
Шрифт:
Валентин уснул, свернувшись калачиком в углу темницы.
– А ты, бедняга Валентин, добрый мой бабуин, единственный мой друг, – продолжал сетовать Миретт, – что будет с тобой? Околеешь от голода под моей виселицей? Или тебя сожгут вместе со мной за то, что ты был мне верным товарищем? Или тебя заберет к себе богатая шлюха, чтобы развлекать своих гостей? Почему я уже не мертв! Почему меня не повесили среди таких же весельчаков с высушенной кожей, сведенными судорогой ногами и вывалившимся языком!
В дверь камеры постучал стражник, приказав ему говорить потише. Тогда Миретт
Глава III, продолжение предыдущей Когда стражники вошли в его камеру, Миретт был бледен и грыз ногти.
– Берите обезьянку и следуйте за нами, – приказал сержант бальи Дворца Правосудия.
– Это будет не очень долго? – спросил Миретт.
– Это больше зависит от вас, чем от нас, – ответил тот назидательно.
Лучники стали по сторонам обвиняемого. Сержант взмахнул факелом, и они двинулись по душному подземному коридору.
По стенам текла вода. Ступеньки. Лестничная площадка. Снова ступеньки.
Открылась дверь, и стражники втолкнули Миретта в круглую и низкую комнату, освещенную светом пылающих факелов. В этой золотистой полутьме можно было различить мрачные орудия пыток: кобылки, жаровни, воронки, колоды, блоки, секиры, виселицы. Палачи в кожаных передниках и штанах до колен, с оголенными до локтей руками, застыли в ожидании по обе стороны двери, В глубине комнаты, за столом, покрытым алой бархатной скатертью, с зажженными свечами сидели секретарь суда, королевский прокурор, врач, священник и три судьи с неподвижными и круглыми, как у ночных птиц, глазами.
Перед ними лежали свитки пергамента. Над ними из темноты выступал огромный распятый Христос.
– Вы продолжаете запираться? – спросил председатель суда.
Миретт сразу не ответил, так как справа от себя заметил большой медный чан, наполненный маслом, подвешенный над костром. Языки пламени лизали его стенки, и в комнате распространялся запах кипящего масла.
– Я невиновен! – вскричал Александр Миретт.
– Разденьте его, – приказал председатель.
– Правильно, – одобрила Дама Крюш, которую Миретт вначале не заметил: она беззаботно сидела на одной из колод.
Сильные руки сорвали с Миретта одежду, и он стоял гол, как червь, перед судьями, разглядывавшими его с надлежащей им по рангу ненавистью, Сидя подле Миретта, Валентин беззаботно выискивал блох.
– Его тоже подготовить? – осведомился палач.
– Животное после человека, – сказал председатель, – хотя человек этот не лучше животного.
– Вы сожжете Валентина? – вскричал Миретт, не помня себя от возмущения.
– Животное присутствовало при преступлении своего хозяина, – сказал королевский прокурор при церковном суде, – и связывающая вас цепочка определяла в вас сообщников. И этот зверь в подобии обезьяны был дьяволом, связанным с вашей преступной плотью. Сам Вельзевул явился в шкуре и
Валентин посмотрел на королевского прокурора при церковном суде так, будто понял его слова, и пожал плечами.
А тем временем палач подошел к котлу и начал мешать жидкость деревянной лопаткой.
– Вы готовы, мэтр Шарль? – спросил председатель.
Масло негромко булькало; к потолку поднимался легкий сизый пар и уходил в специальные отдушины в форме звезд. Запах становился все более едким, и обезьянка чихнула. Палач 111 Анри Труайя Суд Божий выпрямился и сказал:
– Я готов.
– Выполняйте свое дело, и да просветит нас воля Божья!
– Вот именно! Вот именно! – завизжала Дама Крюш, – пусть поварится немного в масле.
– Тихо, Дама Крюш! – сказал председатель.
Миретт застонал, так как подручные палача грубо схватили его за руки и за ноги. Священник перекрестился. Секретарь макнул перо в чернильницу. Председатель снял шапочку и заткнул уши пальцами.
– Бросайте, – скомандовал палач.
Подручные в кожаных штанах потащили Миретта к чану, подняли на вытянутых руках и внезапно бросили, отскочив, чтобы уберечься от брызг кипящего масла.
Масло взметнулось к потолку. Судьи одновременно вытянули шеи в сторону пытаемого.
Александр Миретт плюхнулся в кипящее масло. Головой он стукнулся о край котла. Ему показалось, что он теряет сознание, и, собрав все силы, он отважно приготовился к агонии.
Но время шло, и ему было странно, что он ничего не чувствует. Ни малейшего жжения, ни малейшего жара. Тело нежилось, как в ароматической ванне. Сначала он подумал, что масло еще не нагрелось до нужной температуры. Но пар клубился вокруг него все плотнее и плотнее, на поверхности масла лопались пузырьки. Он подтянул ноги и уселся по-турецки на дне чана. Вдруг его оглушил крик. Священник встал и потрясал над головой маленьким серебряным распятием:
– Он невиновен! Он невиновен! Освободите его!
Судей, стоящих за столом, казалось, поразил небесный гром. С отвисшими челюстями, обезумевшими глазами, они быстро крестились. Сконфуженный палач медленно отступал вглубь комнаты. Валентин повизгивал. Дама Крюш неистовствовала:
– Но я же вам говорю, что он преступник! Я же собственными глазами видела, я видела, как он убил беднягу под моими окнами!
Но ее никто не слушал.
Председатель наклонился к королевскому прокурору церковного суда и что-то долго шептал ему на ухо, его бородавки двигались, как какие-то живые насекомые. Наконец он повернулся к врачу и сказал:
– Прошу вас засвидетельствовать чудо или обман.
– Чудо! Чудо! Осанна! – повторял священник.
Один из судейских подошел к котлу, попробовал ладонью голые плечи Миретта, с серьезным видом покачал головой, сунул палец в масло и выдернул его с диким криком.
– Масло жжет, а человек невредим! – и он в доказательство тряс в воздухе обожженным указательным пальцем.
– Секретарь, запишите его слова, – сказал председатель. – А вы, мэтр Шарль, освободите господина Александра Миретта и предоставьте ему необходимую помощь.