Рассказы
Шрифт:
— Талаксэ!
И, опять же, трудно сделать однозначный вывод, что это — просто физиологический звук или же, все-таки, слово, одно из слов пусть не богатого, но все же — лексикона? Лексикона синего хищника…
Закономерность суточных миграций естественной биомассы заключалась в том, что после полуночи плотность ЕБ заметно снижалась и во второй половине ночи совершенно сходила на нет. В эти часы наблюдатели обычно спали. Но Артем Васильевич выкраивал для сна несколько часов в течение дня, а в периоды ночного затишья (хищники в это время тоже не появлялись, т. к. в пещере не было для них пищи) — в эти тихие часы Артем Васильевич предавался своему любимому
— Ортем!
Почему-то вот так, с буквы «О». Но во сне Артема Васильевича это не удивило. Он вдруг вспомнил, что это его настоящее, правильное имя! И еще он вспомнил свою фамилию. И главное! Он, наконец, понял, что за вещь в СЕБе управляет всем в этом мире. Это и есть он сам, Ортем!
Утром, заступая на пост в наблюдательной капсуле, Ортем Васильевич знал: сегодня великий день. Осознав себя, он начнет действовать, и мир почувствует своего хозяина! Мимо привычно проползал длинный скаларис, таща на черной ступенчатой спине густую утреннюю биомассу… «Пора!» — подумал Ортем и решительно дернул ручку.
Пораженный судорогой скаларис, взвизгнув от боли, резко замер на месте. Посыпались частицы биомассы…
Вот как мы их! Алле-оп! Allez! У кого это было? У Куприна? Не важно.
Когда больного старика вели под руки к врачу, он бормотал: «Не важная информация. Не важная информация.» В левой руке Артема Васильевича крепко-накрепко была зажата потрепанная книжонка из серии «Клуб любителей фантастики».
Врач спросил:
— Вы понимаете, где вы находитесь?
— Не уверен, — отвечал Артем Васильевич.
— Вы вообще в чем-нибудь уверены?
— Нет.
Врач с укоризной посмотрел на начальника станции.
— Ну что вы на меня так уставились?! — возмутился тот. — Да, они тут у нас все такие! А кто еще, по-вашему, за такие деньги будет торчать в этой будке?
— Да… А нагрузки на психику, я вижу, серьезные.
— Дык, ясное дело! Техника, ответственность. Средства повышенной опасности…
Врач снова взглянул на старика.
— А имя свое вы помните?
Наблюдатель кивнул.
— Ортем. ортем еоксвоксоМ.
Абсолютная водка
Почему обязательно 23 декабря? Неудобно ведь — перед новым годом и так забот хватает… Одни поиски подарков чего стоят. Когда денег нет. Но, видите ли, хранители традиций! Типа, двадцать лет собирались в этот день, надо, чтобы так всегда и было. Бабы, конечно, в основном. А без баб и вообще не собирались бы, это ж они всех обзванивают, напоминают. Как им не лень, вообще, отслеживать, кто где, по какому телефону… У Сереги за последние годы номер телефона менялся раза четыре. Сначала у родителей поменяли, потом у жены жил, потом разошлись, снимал одну квартиру, другую… Но всегда где-нибудь в середине декабря звонит Судакова или Михайлова и напоминает про двадцать третье.
Двадцать третьего был когда-то день рождения их классной. Классе в шестом когда учились, она всех пригласила к себе домой. Так и повелось. Уже четыре года как умерла. Или шесть. От рака. А собираться продолжали в этот день. Встречались во дворе школы. Иногда сразу оказывалось, что у кого-то квартира свободная, и шли к нему. А бывало, никто к себе не приглашал, топтались во дворе, топтались, обсуждали,
И в позапрошлом году тоже с похмелья на встречу пришел. Еще Витьку у метро встретил, по бутылке пива купили. А тот только из «Матросской тишины» вышел. Под следствием был. Бухгалтерские дела какие-то.
«Скорее бы уже на улицу! — думал Сергей. — И пива! Как бы только не развезло меня совсем. С утра уж водкой поправлялся…»
«Станция Кропоткинская!» — объявил голос. Наконец-то! Вышел. Купил «Афанасия».
В этот раз звонила не Судакова и не Михайлова, а Маша, и сказала, чтобы приходили прямо к ней домой. Муж-чемпион на сборах. Мама с детьми уехала к сестре. Свободна трехкомнатная квартира.
Собрались почти все. Петя-Робот, который в школе занимался исключительно тем, что ломал себе руки, ноги, получал сотрясения мозга, обливался кислотой, и продолжал в том же духе после школы, только на другом уровне. Разбивался пьяный на машине и трезвый на мотоцикле. Падал с третьего этажа (лез к кому-то в окно по трубе). На прошлой встрече отсутствовал, находился в психиатрической клинике. А в этот раз пришел и почему-то без гипса. Стареем…
Был поэт Виталик, ставший адвокатом. И Боря-архитектор и зануда Ефим, и профессиональный кик-боксер Мышь, и Лена — завуч соседней школы. И Коля-Клоун, как положено, с гитарой, и все такой же глупо-веселый. Ну и вообще. Почти все были. Только Жанна в Австралии.
— Моего брата, дурака, тоже евреи в Америку зовут, — сказал Мышь.
У Маши стол — с ума сойти! Всякие разносолы. Колбаса такая, сякая, ветчина, рыба белая, рыба красная, крабы. Салаты разные, и будто из ресторана. Черная икра! Ликеры. Водка «Абсолют».
Многие напряглись сначала — скидываться же придется. Машка охренела что ли — никого не спросила, накупила всякого такого! Провожает, блин, двухтысячный год, встречает новое тысячелетие… Совсем, тетка не думает, не у всех же муж — тренер сборной! Сергей так просто конкретно на измену сел. С деньгами — хуже не бывает. По рекламе — полный тухляк! На радио второй месяц зарплату задерживают. Не нравится — пожалуйста, увольняйся. И новый год. А тут такая подстава! Знал бы, не пошел, однозначно!
А Маша рассказывает:
— Представляете, выиграла в лотерею, честное слово! Пошла в Сбербанк за квартиру платить, а там билетики продаются. Три рубля билетик. Знаете, такие — соскабливаешь фольгу, а там разные суммы написаны. И если три одинаковых суммы попадется — это твой выигрыш. А потом еще в одном месте стираешь, и если там Эйфелева башня — это значит поездка в Париж на две недели на двоих. Меня это и завлекло — очень в Париж хочу! Тридцать два года, а все в Москве сижу, нигде кроме Львова не была.