Расслабься, крошка!
Шрифт:
А тут такая идея…
Почему бы и нет? Похороны так похороны.
— Ну хорошо, — нехотя согласился он. — Только я приму все меры предосторожности, ты понимаешь?
— Понимаю.
— Ну и славно. К тому же мне приглашение пришло — проводить в последний путь старого друга и партнера. Грех будет отказать, — хохотнул он.
— Где его хоронить будут? — спросил Егор.
— На Троекуровском. Как выдающегося деятеля культуры.
— М-да, — протянул Егор. — Выдающегося… Соседи точно в гробу перевернутся.
Народу на кладбище было много, и Егор, медленно двигаясь в длинной очереди к гробу Адамяна, изрядно замерз в своем тонком фасонистом пальто. Руки, удерживающие букет из белых хризантем, от холода уже не сгибались, и, воспользовавшись тем, что на него никто не обращает внимания, Егор сунул букет под мышку, а руки — в карманы. Стало ненамного теплее. Постукивая ботинками друг о друга, Егор медленно продвигался, уставившись в спину идущего впереди.
— Делать нам было нечего, потащились в такой холод, — пробурчал рядом Боталов вполголоса и с неудовольствием посмотрел на непокрытую голову сына, припорошенную снежком.
— Еще заболеешь.
— Пап, отстань, я не маленький уже, — ответил Егор.
— Не маленький, а дурак.
Егор хотел было ответить, но сдержался.
Они уже входили в храм, где стоял гроб с телом Адамяна. Боталов задрал голову и небрежно перекрестился. Егор неумело повторил его движение.
Позади маячил охранник, изображавший шофера, хотя с такими плечами он мог водить разве что самосвал. Охранник тащил венок и профессионально сканировал окрестности.
В храме было тесно и душно.
Люди со свечками в руках толпились у стен. Большинство нацепили темные очки, словно скрывая слезы. Егор оглядел всех с внезапным раздражением.
«Посмотрите-ка на них, — думал он. — Человек умер, пусть плохой, пусть даже сволочь первостатейная, убийца и садист, а они явились с постными лицами, в нарядах из последних коллекций. Для них что похороны, что свадьба — один черт. Светский раут, только музыка грустная да наряды темного цвета».
Лица присутствующих сохраняли выдержанно-грустное выражение.
«Куда идем сегодня? На премьеру в Мариинку, прием Гарика Шанте или похороны Ашота Адамяна?»
«Куда угодно, лишь бы вокруг были все свои».
На похоронах Адамяна были все свои.
Своих здесь было даже чересчур много…
Выпрямившись, как шпала, у стеночки стояла балерина Клочкова в черной норковой накидке и меховой шапке-папахе с длинным пером, пряча озябшие руки в муфточку. Ее поддерживал самопровозглашенный бриллиантовый голос страны, который, казалось, подсчитывал, сколько букетов положили к ногам усопшего. О нездоровой страсти бриллиантового голоса к флоре знали все. На концертах он частенько сбегал в зал, собирая букеты от своих и чужих фанатов. «Бриллиантовый» был облачен в строгий черный костюм, на лацканах которого почему-то переливались стразы. Рядом с Клочковой он смотрелся вполне гармонично, но впечатления убитого горем не производил.
Остальная публика была под стать. Черные костюмы, черные платья. Нитки жемчуга на шеях дам и на всех — темные очки, по моде американских гангстеров, совершенно неуместные в полумраке храма. Истинно скорбящих было немного: вдова Ашота, его заплаканная дочь и, кажется, внучка, еще — до ужаса похожий на Адамяна сын, пузатый, с намечавшейся лысиной и гротескно большим носом. Кучка взъерошенных родственников столпилась вокруг сухонькой седой женщины, беспрерывно вытиравшей платком мокрые глаза. Поодаль стояла группка артистов, которым Адамян покровительствовал. Среди них Егор увидел Марину в дурацкой черной шляпе, совершенно не подходившей к тесному черному костюму. Выглядела Марина растерянной и напуганной, без конца озиралась по сторонам, а увидев Егора, вздрогнула и жалко улыбнулась.
Ему показалось, что Марина сейчас, забыв о приличиях, бросится к нему, чтобы он срочно взял ее под крыло. Теперь, когда покровитель и продюсер умер, рассчитывать Марине было не на что.
Кивнув Марине, Егор подошел к гробу.
Мертвый Адамян выглядел совсем иначе, чем живой.
Его лицо напоминало слегка сдувшуюся резиновую маску, жалкую и неживую. От жара свечей и тепла человеческих тел заморозка медленно отходила. По желтой восковой щеке покойника текла одинокая струйка воды, отчего казалось, что Адамян плачет там, за зашитыми выпуклыми веками.
Все время, пока шел к гробу, Егор думал, что почувствует, когда увидит своего врага.
Не выльется ли прощание в очередной срыв?
Однако он просто положил цветы и несколько секунд смотрел на покойника. Рядом топтался Боталов, шумно вздыхал и все поправлял уложенные к гробу венки.
Отойдя, Егор подождал отца.
— На службу останешься? — спросил Боталов.
— Нет. Это, на мой взгляд, уже перебор.
— Ты как?
— Нормально. Пройдусь только. Душно тут, голова заболела.
— Ну иди, — согласился Боталов и незаметным кивком отправил за сыном безликого плечистого мужчину.
На улице Егор отошел подальше от дверей, проигнорировав попытки телевизионщиков взять у него комментарий, и нерешительно потоптался на месте. Несколько человек тоже вышли из храма и бесстыдно закурили прямо на его крыльце.
Егор поморщился и пошел прочь, куда глаза глядели.
Узенькая тропинка между могилами показалась ему смутно знакомой. Егор автоматически передвигал ноги, не понимая, куда идет и зачем, пока вдруг не вспомнил: здесь, на этом кладбище похоронен Антон, и он идет к его могиле.
Охранник, незаметно следовавший за ним, остановился, увидев, что Егор замер, а потом, нервно махнув рукой, снова пошел прямо. Зачерпнув тонкими туфлями снег, охранник зло выругался про себя.
У могилы Антона суетилась закутанная в длинный пуховик женщина. Она сметала снег с камня автомобильной щеточкой, а потом нежно терла рукой в шерстяной перчатке по закованной в мрамор фотографии, словно гладила.
— Здравствуй, Маша, — тихо сказал Егор.
Актриса Мария Голубева вздрогнула и обернулась, схватившись за сердце: