Расстрелянная корона. Книга 1
Шрифт:
В то же время он жестко выступал против женского образования, видел в нем развращающий фактор, ведущий к растлению нравов. Именно по его инициативе в 1891 году не состоялось открытие в Петербурге женского медицинского института.
Несмотря на весь свой консерватизм, Победоносцев не отрицал того, что Россия нуждается в реформах.
Примером тому служит его статья «Болезни нашего времени», где он писал:
«Вот больница, в которую боится идти народ, потому, что там холод, голод, беспорядок и равнодушие своекорыстного управления. Вот улица, по которой нельзя
Слова эти, к сожалению, довольно актуальны и для современной России.
Но вернемся к нашему повествованию.
Первым публичным выступлением императора в Петербурге стала его знаменитая речь 17 января 1895 года в Николаевском зале Зимнего дворца перед депутатами дворянства, земств, городов и казачьих войск, прибывших для выражения их величествам верноподданных чувств и принесения поздравлений в связи с бракосочетанием. Она была короткой, но четко определяла внутренний политический курс, выбранный новым императором.
Осмотрев присутствующих, Николай Второй произнес:
– Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для изъявления верноподданных чувств, искони присущих каждому русскому. Но мне известно, что в последнее время в некоторых земских собраниях слышались голоса людей, увлекшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель.
Декларация самодержца стала триумфом его консервативного окружения. Она вызвала недовольство интеллигенции и ускорила сплочение либеральной оппозиции. Наивно думать, что император не предполагал, какую реакцию вызовет его речь, но он сделал то, что должен был.
Прошло более года с того дня, как Волков поселился в Санкт-Петербурге и стал членом организации «Свобода и труд». После убийства фабриканта Сазонова Федор долгое время находился, если так можно выразиться, на нелегальном положении. Нет, он не сменил место жительства, хотя Якубовский предлагал ему переехать в отдельную съемную квартиру, не прятался в комнате, по-прежнему ежедневно пьянствовал в трактире, а ночью развлекался с прачкой Зинкой. Федор не изменял своим привычкам. Он просто не поддерживал отношений с организацией.
Его беспокоило, что деньги, украденные им у убитого Порфирия Гуляева, таяли быстрее, чем ему хотелось бы. Драгоценности же, коих было немало, продавать он не решался.
Участие Федора в деятельности организации возобновилось, когда Якубовскому из своих источников стало известно, что следствие по делу об убийстве фабриканта и его кучера зашло в тупик. Оно было приостановлено до выявления новых доказательств.
Солнечным морозным утром 18 января 1895
Прибыв на квартиру Марии Бранд, Волков поразился, как похорошела Адина Глозман. Она встретила Волкова смущенно, но приветливо, из чего Федор сделал вывод, что ее чувства к нему не угасли. Он оказался прав. Молодая девушка по-прежнему любила разбойника и убийцу.
Там же Федор неожиданно для себя узнал, что он уже не просто член организации, а руководитель боевой группы. В нее входили три молодых человека, с коими он должен был познакомиться позже. Работы для них пока не было.
Хозяйка конспиративной квартиры Мария Яковлевна Бранд встретила Волкова сдержанно, холодно, вежливо, Якубовский – радостно, Казарян – безразлично, словно вчера расстались.
Анатолий Абрамов был заметно раздражен и недоволен. Это и понятно. Он метил в женихи Адины Глозман, но та вопреки здравому смыслу выбрала Федора. Да уж, женскую логику понять невозможно.
Анатолий помогал Марии накрывать стол. Появление полиции по вызову соседей исключить было нельзя, посему собрание выглядело как застолье. Повод для него имелся – все та же речь императора.
Федор выбрал момент, подошел к Адине:
– Как ты похорошела!
Девушка покраснела:
– Что ты, Федор. Прошло-то всего полгода, как мы расстались.
– Я знаю, что говорю. Ты самая красивая женщина в Петербурге.
– Ну прямо и самая.
– Самая. Скучала? Только честно?
– Да, – тихо проговорила Адя.
– А уж как я скучал, ты и представить не можешь. Эти полгода стали для меня настоящей каторгой.
– Не обманываешь?
– Нет.
Мария Бранд позвала всех к столу.
Федор шепнул Адине:
– После собрания я провожу тебя. Ты не против?
– Нет.
– Тогда и поговорим.
– Хорошо. Только, Федя, здесь, при всех, избегай уделять мне особое внимание.
– Не обещаю, но постараюсь.
Собравшиеся сели за стол.
Федор спросил:
– Почему хозяйка водки и вина не выставила?
– Потому, Федор Алексеевич, что мы здесь собрались не для того, чтобы отмечать какое-то радостное событие, – ответила Мария. – Нам необходимо обсудить вчерашнее выступление императора.
– Так стол накрывали, как я понимаю, на случай, если на квартиру заявится полиция?
– Да, и что?
– А не покажется ли полиции странным, что ваши гости обедают без спиртного? В России это не принято.
Волкова поддержал руководитель организации Якубовский:
– А ведь Федор прав. Что это за застолье без водки и вина?
– Хорошо, – недовольно согласилась Мария, повернулась к Абрамову: – Анатолий, пожалуйста, поставь на стол водку и вино.
Как только бутылка белоголовки оказалась перед Федором, он, не обращая ни на кого внимания, налил себе рюмку, произнес короткий тост, мол, за встречу, и выпил.
Мария только покачала головой.
Волков же закусил, достал папиросы, закурил и сказал: