Расстрелянная корона. Книга 1

Тамоников Александр Александрович

– Вот теперь можно и поговорить. Собрание уже не выглядит подозрительно.

Якубовский наклонился к Бранд и шепнул:

– Не обращай на него внимания, Маша. Это же мужик.

Мария кивнула.

Якубовский постучал ложкой по фужеру.

– Господа, прошу внимания.

Разговоры за столом прекратились. Федор затушил окурок в блюдце, развалился на стуле. Ему было скучно, но он сделал вид, что готов внимательно выслушать оратора и сказать свое слово, хотя совершенно не понимал, какой толк может выйти из обсуждения речи нового императора.

Якубовский продолжил:

– Вы

все в курсе, о чем вчера на приеме делегаций дворянства, земств и городов заявил новый государь. В своей речи он однозначно объявил о намерении проводить ту же самую политику, что и его отец. Речь Николая – прямой вызов всему русскому обществу. Надежды, которые возлагались на него либералами, не оправдались. Теперь, по-моему, ясно, что все силы, оппозиционные правящему режиму, должны активизировать свою деятельность.

– А я считаю, что надо подождать, – заявил Казарян. – Уже сейчас известно, что декларация императора признана неудачной представителями самой власти, правительственных и великосветских кругов. Недовольство проявил и Бунге, один из ближайших советников императора. А он приверженец либеральных реформ и имеет влияние на Николая.

– Так почему же тогда Бунге допустил подобное выступление? – осведомился Анатолий.

– Я уверен, что текст заявления писал не император. Не царское это дело. Автором скандальной декларации скорее всего является известный консерватор обер-прокурор Победоносцев или министр внутренних дел Дурново. Они и при прежнем царе призывали к жестким мерам по укреплению самодержавия. Николай же просто прочитал написанное вслух. Не исключено, что он даже не вникал в текст, сейчас жалеет о своем поступке, но не может повернуть вспять. Государь не должен проявлять слабость. Хотя он ее уже допустил, не придав значения опрометчивой речи, не просчитав ее последствий.

Якубовский повернулся к Бранд:

– Что скажете вы, Мария Яковлевна?

– Я тоже склонна думать, что новый император не сам пошел на такой шаг. Насколько мне известно, свое основное внимание он уделяет не службе, а своей красавице-супруге Александре Федоровне. За счастье быть с ней царь боролся долгие годы и сумел добиться своего.

– Да, господа, Николай Александрович и Александра Федоровна – блистательная пара! – воскликнула Адина. – Они так любят друг друга, что и часа в разлуке вынести не могут. До политики ли государю, когда сердце его занято любимой?

Руководитель организации улыбнулся:

– Ты столь же наивна, Адя, сколь и смела. Император не может, не имеет права ставить личные интересы выше общественных. – Якубовский взглянул на заскучавшего Волкова. – Каково твое мнение, Федор Алексеевич?

– Мое мнение такое, ерундой мы занимаемся самой настоящей. Какая разница, кто писал декларацию? Император, Победоносцев, Дурново или еще кто-то? Главное в том, что речь произнес царь. Кто-то где-то надеялся, что вот умер старый император, и теперь все вдруг изменится. Новый государь пойдет на поводу у важных персон, радеющих за народ. Да откуда же им взяться? Кто позволит помыкать собой, когда вся власть в его руках? Только круглый дурак станет делить с кем-то единоличную власть. Наш император, судя по тому, что о нем

люди говорят, человек образованный, аж три иноземных языка в совершенстве знает. Толпы всяких учителей с малых годов вбивали ему в голову, что значит быть царем. Ожидать чего-то другого в начале его правления не следовало. Но и паниковать нет смысла. Правильно сказал Николай Николаевич, надо подождать, поглядеть, что он дальше будет делать. Да и Адина верно говорила, любовь меж Николаем и Александрой сильная, а она способна на все. Это такое… в общем, вы поняли меня. Надо ждать.

Адина влюбленными глазами смотрела на Федора и улыбнулась, когда он запнулся в конце своей речи. Абрамов заметил это, но возразить Волкову не мог. Жгучая ревность еще сильнее сдавила его сердце крепким стальным обручем обиды и бессилия. Он любил Адину, а она обожала Волкова, этого бандита и пьяницу. Изменить что-либо молодой человек никак не мог. Ему оставалось только копить в себе обиду и ненависть. А это очень опасное чувство. В первую очередь для того человека, внутри которого она живет.

Якубовский выслушал всех присутствующих и согласился с предложением Каспаряна, тем более что никакого плана активизации деятельности организации у него не было. На этом совещание и закончилось.

За окном стемнело. Федор и Якубовский с молчаливого согласия хозяйки квартиры допили бутылку, убрали все со стола, зажгли свечи.

Мария Бранд села за пианино. Она играла, Якубовский пел романсы. Анатолий мечтательно слушал, в кресле рядом дремал Казарян. Адина сидела на диване и тихо подпевала.

А вот Федор чертыхался про себя. Пора бы уже и разойтись. Ему не терпелось уединиться с Адиной, а тут Мария и Леонид начали нагонять тоску. Им-то что, наиграются, напоются, проводят гостей, потом улягутся в теплую постельку да начнут миловаться. А ему еще уламывать Адину. Не факт, что это вообще удастся, но возможность есть. Федор нутром чувствовал состояние девушки. Вот только чем дольше она сидела тут, тем меньше шансов у него оставалось.

Федор приблизился к Адине, наклонился к ней.

– Адя!..

Она прижала палец к губам:

– Тише, Федя.

Волков как бы невзначай положил руку на колено девушки. Она завороженно слушала пение Марии и Якубовского и никак не отреагировала на это или сделала вид, что ничего не заметила. Федор с огромным трудом заставил себя убрать руку.

Тут прозвучал последний аккорд. Адина и Анатолий начали аплодировать исполнителям. Якубовский, прямо как настоящий артист, поклонился.

Мария поднялась и сказала:

– Ну вот, господа, на сегодня и все. Время позднее, на улице начинается метель.

Абрамов направился было к Адине, но остановился под холодным, угрожающим взглядом Волкова.

Федор и Адина доехали до ее дома на извозчичьих санях.

– Вот, Федор, я и у себя.

Волков осмотрелся и спросил:

– А почему в окнах твоей квартиры нет света?

– Так папа уехал по делам в Москву, вернется только завтра утром.

Федор почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Вот он, тот самый шанс, которого он ждал так долго.

– Отец оставил тебя одну?