Рассуждения о религии, природе и разуме
Шрифт:
— В награду за это, — сказала маркиза, — наши склянки будут помещены вместе со склянками философов; а не то бродили бы, возможно, наши умы в совершенно не достойном их месте. Но чтобы мне окончательно потерять мой разум, скажите мне, и скажите очень серьезно: верите ли вы, что на Луне существуют люди? Ведь до сих пор вы не выразили своего положительного мнения на этот счет.
— Что касается меня, — отвечал я, — то я вовсе не верю в то, будто на Луне существуют люди. Посмотрите, как изменилось лицо природы в сравнении с нашей в Китае: другой облик, другие фигуры, нравы и даже принципы рассуждений. А уж отсюда до Луны изменения должны быть куда более значительными. Когда отправляются в некоторые вновь открытые земли, жители, которых там находят, едва ли могут быть названы людьми, скорее это животные в человеческом облике вдобавок достаточно еще несовершенном, и они полностью лишены человеческого разума. Тот, кто мог бы добраться до Луны, несомненно нашел бы там существа, не больше, чем эти, имеющие право именоваться людьми.
— Но что это был бы за род живых существ? — нетерпеливо спросила маркиза.
— Клянусь вам, мадам, — ответил я в тон, — я
— Итак, мы в безопасности от происков луножителей, — сказала маркиза, — они нас не разгадают. Но мне хотелось бы, чтобы мы их могли разгадать. В самом деле, это ведь действует на нервы — знать, что они находятся там, в вышине, на этой Луне, которую мы видим, и не быть в состоянии представить себе их устройство!
— А почему, — спросил я, — вас нисколько не беспокоят обитатели огромной южной страны, [105] до сих пор полностью неизведанной? Мы плывем с ними на одном корабле, только они — на носу, а мы — на корме. Вы отлично видите, что между кормой и носом нет никакой связи и что на одном конце корабля ничего не знают о людях находящихся на другом, и в то же время вы желаете знать, что происходит на Луне — совсем другом корабле, плывущем далеко от нас в небе!
105
Дискуссии относительно существования обширного южного континента был задан тон книгой Фердинандеса де Квира «Terra australis incognita» («Неизведанная южная земля», 1614).
— О! — воскликнула она. — Я считаю, что жители южных земель нам знакомы, ибо, без сомнения, они должны очень на нас походить. Наконец, с ними познакомятся, когда дадут себе труд поехать туда и их поглядеть: ведь они всегда будут там и никуда от нас не денутся. А жители Луны — мы никогда их не узнаем, вот что приводит меня в отчаяние!
— Если говорить серьезно, — отвечал я, — и объяснить вам, что мы не можем знать будущего, вы посмеетесь надо мной, и поделом. Однако если мне вздумается, я отлично смогу защититься. У меня есть одна очень смешная мысль, тем не менее, кажущаяся мне поразительно правдоподобной: верно, что я не знаю, как могла она, при всей ее дерзновенности, обрести столь правдоподобный вид. Бьюсь об заклад, что я заставлю вас признать вопреки всякому разуму, что может наступить день, когда между Землей и Луной установится связь. Представьте себе в уме, в каком состоянии была Америка до открытия ее Христофором Колумбом: жители ее пребывали в полной безвестности; им совершенно неведомы были науки и даже самые простые и насущно необходимые искусства. Они ходили нагими, и единственным их оружием был лук. Им и в голову не приходило, что люди могут ездить на животных. Море они рассматривали как огромное пространство, запретное для людей, соединенное с небом и ровным счетом ничего за собой не имеющее. Правда, после того как они в течение многих лет выдалбливали стволы огромных деревьев с помощью острых камней, они пускались в плавание по морю на этих выдолбленных стволах и шли в них вдоль берегов, подгоняемые ветром и волнами. Но поскольку эти суденышки часто легко опрокидывались, люди должны были бросаться вплавь им вдогонку и, честно говоря, они больше плыли своим ходом, кроме разве того времени, когда отдыхали в этих долбленых стволах от усталости. Если бы им кто-нибудь сказал, что существует вид плавания куда более совершенный, что можно пересечь эту бескрайную вод там, где угодно, и так, как угодно, что вполне возможно остановиться и остаться стоять неподвижно посреди бушующих волн, что можно управлять скоростью движения судна, наконец, что это море, каким бы обширным оно ни было, не может служить препятствием для общения между народами (если только за пределами данного моря есть народы), они, можете быть спокойны, никогда бы вам не поверили. Однако же в один прекрасный день это престранное зрелище, столь неожиданное, явилось их взору: огромные предметы, казалось, имевшие белые крылья, летевшие по морю и изрыгавшие со всех сторон огонь; предметы, собиравшиеся высадить на берег незнакомых людей, как чешуей покрытых железным вооружением, легко справлявшихся с бросавшимися на них дикими животными и державших в деснице молнии, с помощью которых они сокрушали любое противодействие. Откуда явились они? Кто смог привести их сюда по морю? Кто дал в их распоряжение огонь? Не дети ли это Солнца? Ибо, конечно, это не люди.
Не знаю, мадам, вникаете ли вы так же, как я, в состояние изумления, охватившее тогда американцев: в мире никто никогда не испытывал большего. После этого я не поклянусь, что в один прекрасный день не может начаться общение между Луной и Землей. Думали ли когда-нибудь американцы, что установится связь между Америкой и Европой, о самом существовании которой они не имели понятия? Правда, нужно будет пересечь это огромное воздушное пространство, которое лежит между Землей и Луной. Но думали ли когда-нибудь американцы, что возможно пересечь океан?
— Право, — сказала маркиза, взглянув на меня, — вы не в своем уме.
— А кто с вами спорит? — спросил я.
— Но я вам сейчас это докажу, — отвечала она. — Мне недостаточно вашего признания. Американцы были очень невежественны; они не подозревали, что можно путешествовать по столь обширным морям. Но мы, обладающие такими познаниями, мы отлично представили бы себе, что можно шагать по воздуху, если бы только это действительно было возможно.
— И мы не только представляем это себе, — возразил я, — _но и начинаем потихоньку летать. Несколько разных людей открыли секрет того, как приладить себе крылья, которые поддерживали бы их в воздухе и придавали бы им движение, чтобы можно было перелетать реки. [106] Правда, это мало напоминало полет орла и время от времени стоило новоявленным птицам руки или ноги. Но ведь пока это все равно что первые доски, спущенные на воду и послужившие началом всей навигации. От досок этих далеко до огромных судов, совершающих кругосветные плавания, однако огромные корабли ведь вскорости появились. Искусство летать только что народилось; оно усовершенствуется, и в один прекрасный день мы окажемся на Луне. В самом деле, можем ли мы претендовать на то, что будто уже всё изобрели или всё довели до такой точки, что уж ничего нельзя и добавить? Нет! Согласимся, пожалуй, что будущим векам еще осталось над чем поработать.
106
В 1678 г. в «Journal des savants» (стр. 459) появилось сообщение о Джиованни Батисте Данте, прозванном Дедалом, который сконструировал себе искусственные крылья. Во время его «полета» над Перуджей одно из крыльев сломалось, Данте упал на кровлю церкви св. Марии и сломал себе бедро. Там же описывается механизм, сконструированный таким образом, что он дал его изобретателю возможность «перелететь» довольно широкую реку. В конце XVI — начале XVII в. идея воздушных полетов человека обсуждалась учеными и изобретателями. Кеплер серьезно писал о будущей возможности межпланетных полетов и выселения колоний в различные космические миры.
— Я никогда не соглашусь, — сказала она, — что можно летать иначе, как ломая себе тут же шею.
— Отлично, — сказал я. — Если вам угодно, чтобы всегда так скверно летали здесь, то на Луне будут летать лучше. Луножители больше нас приспособлены к этому ремеслу. А ведь неважно, мы ли отправимся туда или они прибудут к нам на Землю. И тогда мы окажемся в положении американцев, которые не могли себе представить, что можно плавать, хотя на другом конце света уже отлично плавали.
— Но тогда жители Луны должны были бы уже к нам явиться? — воскликнула она почти в гневе.
— Европейцы попали в Америку лишь через шесть тысяч лет, — ответил я, расхохотавшись. — Им понадобилось все это время для усовершенствования навигации; после этого они смогли переплыть океан. Луножители, возможно, умеют уже совершать небольшие путешествия по воздуху. В настоящее время они упражняются. Когда они приобретут больше сноровки и опыта, мы их увидим, и, один бог знает, как мы будем поражены?!
— Вы невыносимы, — сказала она. — Вы приводите меня в бешенство такими пустопорожними рассуждениями!
— Если вы меня рассердите, — сказал я, — я уж знаю, что мне добавить, чтобы подкрепить свою мысль. Заметьте, что мир развивается постепенно. Древние были уверены, что жаркий пояс и пояс льдов не могут быть населены [107] из-за крайней жары или холода. Во времена римлян общая карта Земли была не больше, чем карта их империи: с одной стороны, в этом было какое-то величие, с другой — полнейшее невежество. Однако люди все же стали обнаруживаться и в очень жарких, и в очень холодных странах: итак, мир расширялся. Затем решили, что океан покрывает всю Землю, за исключением той ее части, которая была известна, и что антиподов [108] не существует вовсе, поскольку о них никто ничего не слыхал. И потом, возможно ли, чтобы ноги их были обращены вверх, а головы — вниз? После столь прелестного рассуждения тем не менее открыли антиподов: новые изменения на карте, новая часть Земли. Поймите меня хорошенько, мадам: эти антиподы, которых нашли против всех ожиданий, должны были бы нас научить быть сдержанными в своих суждениях. Быть может, мы увидим мир завершенным в своем развитии, узнаем его вплоть до Луны. Мы еще не пришли к этому, потому что пока не открыта еще вся Земля, и, конечно, необходимо все это делать по порядку. Когда мы хорошо ознакомимся с собственным обиталищем, нам будет дозволено узнать и обиталище наших соседей — луножителей.
107
Ср. Плиний. Естественная история, кн. II, гл. 68.
108
Древние греки верили, что на противоположной части Земли существуют люди, находящиеся как бы в перевернутом положении по отношению к нам и ходящие, таким образом, вниз головами. Против этого мнения резко восставал св. Августин, называя его бессмысленным. Католическая церковь считала веру в антиподов ересью.
— Говоря по правде, — сказала маркиза, внимательно глядя на меня, — я нахожу, что вы очень углубились в этот предмет и невозможно, чтобы вы не верили во все то, о чем вы тут говорите.
— Мне было бы очень досадно, — ответил я, — если бы это обстояло именно так. Я хотел только показать вам, что можно отлично поддерживать химеру для того, чтобы смутить умного человека, но нельзя таким образом его убедить. Только истина убеждает, она не нуждается даже во всех этих доказательствах. Она настолько естественно входит в сознание, что, когда ее воспринимают впервые, кажется, будто мы ее только припоминаем.