Рассвет над океаном

Гончар Ева

Удалось ли ей что-нибудь найти? Она убрала к себе в сумочку какие-то бумаги, но это могло быть что угодно. Я по-прежнему испытываю досаду и тревогу из-за её расследования. Пускай я никогда не узнаю, кто мой настоящий отец, лишь бы она была в безопасности! Завтра в это время я получу наши визы, а послезавтра мы на всех парах полетим через Атлантический океан, и тайны навсегда останутся позади.

Наступает ночь. Погода портится: ветер поменял направление и притянул набухшие дождём тучи. Я возвращаюсь к своим картам, справочникам и сводкам. Если Мия не придёт сегодня, к утру я закончу прокладывать маршрут. Остаться бы ей нынче дома, тем более, в такое ненастье! Она обещала быть благоразумной…

Но, намечая пунктирной линией на карте предстоящий нам путь, я не перестаю прислушиваться. Вдруг за монотонным дождевым шумом я различу, как её каблучки стучат по причалу?

Звука шагов не слышу — слышу стук в дверь, вижу женский силуэт за стеклом. Торопливо впускаю Мию в тепло и уют и вместе с ней впускаю запах дождя. Обнимаю её, целую в губы — они холодные и мокрые. Она не отвечает на поцелуй, отстраняется, пытаясь улыбнуться, но выходит плохо. Да она же вся дрожит! Опять замёрзла и промокла! Снимаю с неё плащ, с которого стекают струйки воды — под ним тот же самый серый костюм, в каком она была сегодня в Центре. Пытаюсь забрать сумочку, но безуспешно — держится за неё двумя руками, судорожно прижимая к груди.

— Джарод, погоди, я…

Потом, всё потом! Сначала греться! Скорее вниз, к одеялам и горячей воде.

В каюте я усаживаю Мию на постель и разуваю — ноги у неё ледяные! Касаюсь губами тонких лодыжек, коленей, поднимаюсь выше.

— И хотел бы рассердиться, что ты меня не послушалась, но не могу. Я так по тебе соскучился!

Она не отвечает, лицо у неё напряжённое, глаза закрыты, а руки по-прежнему сжимают сумку. Снова обнимаю её, накрываю ртом сомкнутые губы. Её твёрдые локти стоят преградой между нами… Что ж такое?! Она вот-вот меня оттолкнёт! Но в этот момент Мия глубоко вздыхает, отбрасывает в сторону свою ношу, обнимает меня сама и целует так, что я перестаю дышать. Всё происходит стремительно. В ней сейчас столько жадности и страсти, словно это наша последняя ночь.

Как только мы оба приходим в себя, она высвобождается из моих рук, отодвигается и прячет лицо в подушку. Я глажу её по спине и понимаю, что расслабиться ей так и не удалось.

— Что с тобой, Мия? Ты как скрученная пружина!

— Смертельно устала сегодня, прости. Я посплю немного, ладно?

— Конечно, моя хорошая! А я пока приготовлю нам завтрак.

Укрываю её поплотней, целую в шелковистый затылок, встаю и иду на камбуз. Лук, помидоры, ветчина, яйца — завтракать мы будем омлетом. Ещё бы не устала! Представляю, в каком адском напряжении она живёт! Это у меня тут — куча приятных занятий без необходимости следить за интонациями и выражением лица, а у неё там — змеиное гнездо и постоянный изнуряющий страх его разворошить. Потерпи немножко, маленькая, остался всего один день! Ставлю разогреваться сковородку, чищу лук и начинаю его резать.

— Джарод, я должна тебе кое-что сказать! — раздаётся вдруг голос Мии.

Вздрагивая от неожиданности, я оборачиваюсь к ней и попадаю ножом по пальцам.

20. Мисс Паркер. 11 апреля, четверг, раннее утро

— Смертельно устала сегодня, прости. Я посплю немного, ладно?

Джарод укрывает меня одеялом и оставляет одну. В каждом его слове и в каждом жесте столько нежности, что во мне всё переворачивается. Что я наделала? Что наделала?! Я же хотела сразу рассказать ему обо всём! А вместо этого позволила отвести себя в каюту и уложить в постель. Оттолкнуть его? Одним движением уничтожить радость, с которой он меня встретил? Я не смогла. Пожалела? Если бы только это! Я сама хотела! Хотела его так сильно, что сдалась. Сказала себе: «На мне и так много грехов, пусть будет теперь и этот!» Хотя бы раз ещё — ощутить исходящую

от него силу. Целовать его и трогать, запоминая. Почувствовать его внутри себя, разделить с ним последнее короткое безумие… И ни на секунду не забыть, что он мой брат!

Минуту я лежу, зарывшись в подушку, как будто, и правда, способна уснуть. Потом встаю и привожу себя в порядок. Дурнота, ослабевшая немного, когда я пришла сюда, накатывает вновь. Подбираю в углу сумку, обжигающую мне руки. Ну же, Паркер, давай! Иди к нему! Скажи ему то, что должна сказать!

Я не могу убить его.

Ты можешь, Паркер!

Останавливаюсь в дверном проёме и замираю, пока Джарод меня не заметил. Посмотрю на него… ещё чуть-чуть. Запомню и этот момент тоже. Он выкладывает на кухонный стол продукты, ставит сковородку на плиту. Быстрые и лаконичные движения повара-профессионала. Хотела бы я узнать, что значит — быть рядом с мужчиной, который может всё! Хотела бы… Но уже никогда не узнаю. Чистит луковицу — осыпается золотистая стружка. Разрезает на две половинки… Хватит тянуть! Говори!

Он оборачивается на мой голос, нож срывается, брызжет кровь. И тут я понимаю, что получила отсрочку приговора!

— Вот чёрт! — раздосадованно морщится Джарод.

— Где у тебя аптечка?

Приношу ящичек со средствами первой помощи. Извожу целую гору салфеток, прежде чем удаётся остановить кровь и заклеить пластырем порез. Собираю салфетки, чтобы их выбросить. Незаметно припрятать одну — дело техники. Это уже было, было… Тогда, с Лайлом, четыре года назад, я тоже надеялась на ошибку. И тоже, в глубине души, была уверена, что ошибки быть не может.

Глажу его пораненную руку.

— Больно?

— Уже нет! — улыбается Джарод.

— Я плохая медсестра.

— Это худший твой недостаток!

Прижимаюсь щекой к его тёплой ладони, закрываю глаза… И ловлю его растерянный взгляд, когда их открываю.

— Что ты собиралась мне сказать, Мия?

— Ничего особенного, — отвечаю я. Надеюсь, моя улыбка выглядит не слишком жалкой. — Просто хочу, чтобы ты знал… Мне очень хорошо с тобой.

Он обнимает меня, я слышу, как колотится его сердце. Завтра. Я скажу ему завтра. Когда буду точно знать, правда это или нет!

— У тебя очень усталый вид, Мия. Поспать было отличной идеей!

Возвращаюсь в каюту. Колени дрожат. Час сна мне не помешает, иначе до завтра я не доживу.

Домой заезжаю только затем, чтобы переодеться. Вечер, который я провела там вчера, был ужасен. Сейчас эти стены на меня давят. В Центре будет не лучше, но я, по крайней мере, займусь делом. Оказавшись у себя в кабинете, сразу же открываю аптечку, где должны быть игла и шприц… И натыкаюсь взглядом на камеру под потолком. Ты с ума сошла, Паркер? Собираешься отдать на анализ в лабораторию свою кровь и рассчитываешь избежать вопросов?! Предполагается, что в твоей биографии никаких белых пятен больше нет!

Так. В моей — нет, а вот у мужчин бывают дети, о которых они не знают.

Кое-как дождавшись середины дня, снова предлагаю Сидни пообедать со мной.

— Как ты себя чувствуешь, Паркер? — он смотрит на меня встревоженно.

— Хоть на час забудь о том, что ты врач, Сид. Я просто не выспалась.

— Наш завтрашний уговор остаётся в силе?

— Что? Уговор? А, «нарколог»… Да, в силе. У меня к тебе другое дело сегодня.

— Что случилось?

— Случилась идиотская история! — изображаю смесь недоумения и сарказма. — На днях мне пришлось пообщаться с одной из наших юных сотрудниц, сообщившей, что отец её трёхлетнего сына — мистер Лайл. Когда я спросила, чего она хочет и почему явилась ко мне, она сказала, что мальчик очень болен, нужны деньги на лечение. А своего бывшего любовника она, видите ли, боится!