Рассвет над океаном
Шрифт:
Вышвырнуть её отсюда и бежать! Может быть, я ещё успею!
И тут я вижу вдруг её глаза, не скрытые больше капюшоном. Два озера отчаяния, а не глаза! Вижу её обморочную бледность, чувствую запах алкоголя и начинаю осознавать, что всё это время она фальшивила, как расстроенное пианино. А потом под распахнувшейся накидкой замечаю сумку на лаковом ремешке — ту самую сумку, которую вчера она прижимала к груди и куда позавчера прятала листок из отцовского архива.
— Дай-ка её мне, — говорю я и стягиваю ремешок с плеча, не встречая сопротивления.
Мисс Паркер ощупью находит сиденье позади себя, опускается на него и обмякает, как будто из неё вынули стержень.
24. Мисс Паркер. 12 апреля, пятница, ночь
Что ты медлишь, Притворщик?! Открой двери, вытолкни меня прочь отсюда и уноси ноги! Дай мне пощёчину на прощание, пристрели меня… Что угодно, только не смотри на меня больше с брезгливым ужасом, как на ядовитое насекомое!
Он хватает меня за воротник, разыскивая передатчик. Не прикасайся ко мне, я и так на пределе! Капюшон падает, свет бьёт в лицо. Делаю то, чего делать нельзя — встречаюсь глазами с бешеными глазами Джарода. Он разглядывает меня несколько секунд, отпускает и отодвигается. Во взгляде уже не бешенство — замешательство. А потом забирает мою сумку.
Комедия окончена! Он меня раскусил.
Адская усталость этого дня наваливается на меня всей тяжестью. Я сажусь и молча смотрю, как Джарод открывает сумку и достаёт из неё документы. До самого выхода из дома я колебалась: не рассказать ли ему правду? А когда утвердилась в мысли не рассказывать, забыла избавиться от «улик». Как самоубийцы забывают запереть входную дверь, прежде чем забраться с бритвой в горячую ванну. Мне горько за Джарода, который сейчас всё узнает. И стыдно, что я не смогла осуществить план. Но облегчение — сильней! Я не думала, что будет так страшно — наблюдать, как нежность и растерянность на дорогом лице превращаются в омерзение и гнев.
Сейчас это лицо не выражает ничего. И не дрожат руки, которые разворачивают бумаги и раскладывают их на столе.
— Экспериментальный образец двести восемнадцать тридцать три семьдесят — это, очевидно, я? — спрашивает Джарод голосом, который тоже ничего не выражает.
— Ты.
— А номер донора…
— Код. Его расшифровал Брутс.
— Что это за экспертиза? Двое мужчин с одинаковой Y-хромосомой, судя по количеству совпадающих аллелей — сводные братья.
— Ты и Лайл. Я побоялась отдавать в лабораторию свою кровь. Сказала Сидни, что, якобы, хочу проверить, действительно ли Лайл — отец одного маленького мальчика.
— Откуда у тебя… А, да, вчерашние салфетки.
Садится на край стола. Закрывает глаза и потирает виски, словно у него внезапно заболела голова. Повисает пауза. Чёртов сканер до сих пор пищит! Выключаю маячок, писк прекращается. Теперь слышны лишь шум дождя и глухой рокот волн, ударяющих в дамбу.
— Этот сигнал никто не принимал, — говорю я неизвестно зачем. Просто чтобы нарушить паузу.
— Я догадался, — отвечает Джарод.
Я ожидала, что он будет рвать и метать. Его заторможенность меня пугает.
— Ты мой брат, Джарод! Ты тоже Паркер! И ты так спокоен сейчас!..
— Спокоен? Спокоен, Мия?! — он издаёт смешок, больше похожий на всхлип. — Хочешь знать, что я чувствую, да? Мне так больно, что впору наложить на себя руки! Но это нам ничем не поможет.
— Ты простишь меня?
— Прощу что? Спектакль, который ты устроила?
Тяжело поднимается, подходит ко мне и смотрит на меня сверху вниз.
— И то, что я втянула тебя… в кровосмесительную связь.
Вместо улыбки у него получается болезненная гримаса.
— Ещё неизвестно, кто кого втянул, сестрёнка. Это были лучшие дни в моей жизни.
Аккуратно застёгивает три верхних пуговицы моей блузки, расстегнувшихся в нашей короткой схватке.
— Разве то, что ты хотела меня защитить, нуждается в прощении? Я всё понял, Мия. Ты собиралась избавиться от меня и заживо похоронить себя в Центре. Я никогда бы не узнал, что мой отец — мистер Рейнс и что я влюбился в собственную сестру. И тебе не пришло в голову, что знать всё это — и вполовину не так скверно, как думать, что ты меня предала!
Кончиками пальцев касается моей щеки.
— Я не позволю тебе остаться в Центре. Его прощальный подарок мы понесём вместе.
Ещё одно слово, и я зареву!
Джарод больше ничего не говорит, но садится рядом и обнимает меня. Я утыкаюсь лбом в его плечо, вдыхаю запах, успевший стать родным… И слёзы прорывают оборону. Оказывается, их было много. Он гладит меня по спине и терпеливо ждёт, пока я успокоюсь. Мягко отстраняется.
— У тебя тушь потекла. Умоешься?
На полке под зеркалом в ванной — две зубных щётки в стакане, флаконы и баночки с женской косметикой. Расчёски и щётки для волос. Два полотенца. Два банных халата на вешалке. И я снова начинаю плакать.
Вернувшись наверх, вижу на столе раскрытый докторский саквояж. Джарод копается в нём с сосредоточенным видом.
— Мия, сядь поближе к свету и подними рукав.
— Что ты собираешься делать?
— Взять твою кровь для анализа.
У меня перехватывает дыхание.
— Джарод… Ты что? Ты думаешь, это может быть ошибкой?
Он поднимает на меня глаза. Они кажутся совсем чёрными.
— Честно? Вряд ли. То, что Лайл — твой брат… почти бесспорно. Почти, потому что Центр — чудовищное нагромождение лжи. Любая информация, из него исходящая, должна быть проверена. Помнишь, я уже говорил, что доверяю теперь только самому себе.
Помню, говорил. Делаю, как велено. Он устраивается напротив, берёт мою руку и держит её, поглаживая. Единственная теперь доступная нам ласка — стараюсь её растянуть.
— Четыре года назад ты сказал, что мой брат — не ты. Почему ты тогда так решил?
— Я узнал группу крови твоей матери, у неё была первая. А у меня — четвёртая. Я не мог быть сыном Кэтрин Паркер. Повода думать, что у нас с тобой общий только отец, у меня тогда не было.
— Ясно.
Жгут, иголка, пластиковая пробирка с яркой крышкой.