Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
— Такое часто бывает, мой господин, — тут же сказала кормилица. — Давай, я возьму его.
Атрет не отрывал глаз от сына.
— Нет, — сказал он и криво усмехнулся. — Наверное, он сейчас сказал мне все, что обо мне думает.
В этот момент в кухню вошел Сила, по глазам которого можно было судить, что накануне он выпил немало вина и явно еще не проспался.
— Лагос сказал, что ты звал меня, мой господин.
— Отправляйся в Ефес. К юго–востоку от храма Артемиды и библиотеки проходит улица с двумя большими жилыми корпусами по
— Это та женщина, которая вчера принесла тебе ребенка?
— Да. Приведи ее, и побыстрее.
— А она и не уходила, мой господин.
— Что? — лицо Атрета помрачнело. — Что значит не уходила? Я вчера ее сам прогнал!
— Она ушла с виллы, мой господин. Вышла за ворота и стала у дороги. С тех пор она там и оставалась.
Атрет нахмурился, испытывая одновременно боль и облегчение.
— Приведи ее.
Сила тут же вышел.
От непрекращающегося плача ребенка нервы Атрета были на пределе. Он ходил с ним взад–вперед, потом сел, продолжая держать младенца на руках. «Ну, что они там так долго?», — то и дело ворчал он, и ему казалось, что в руках он держит не сына, а кусок раскаленного угля. Наконец по коридору раздались торопливые шаги и в дверях появилась вдова.
Ее лицо было бледным и опухшим, очевидно, от холодного ветра и слез. Она вошла в кухню. Атрет приготовился к тому, что сейчас она набросится на него с упреками. Но она не сказала ни слова. Раздался только ее сокрушенный шепот: «Халев!» — когда она подошла к малышу. Сжав губы, Атрет убрал руки от ребенка, и она взяла мальчика у него с колен. Когда она прижала Халева к груди, тот ещё плакал, но его плач стал совсем другим. Отвернувшись, Рицпа сняла с головы шаль и расстегнула тунику на правом плече. Атрет увидел, как дернулись ее плечи, когда малыш стал сосать.
Кухня погрузилась в тишину.
Кормилица глубоко вздохнула, испытав огромное облегчение.
— Ребенок знает свою маму.
Атрет резко осадил ее:
— Убирайся!
Вздрогнув от испуга, кормилица выбежала из кухни. Атрет сердито посмотрел на Лагоса и Силу, кивком головы приказав им уйти тоже.
В кухне снова наступила тишина, Атрет остался наедине с вдовой, которая кормила его сына. Движением ноги он придвинул к ней стул.
— Садись.
Женщина послушно села, не взглянув на него. Она склонила голову над малышом и что–то нежно ему приговаривала.
Атрет тем временем беспокойно прохаживался по кухне, потом остановился, присев на один из кухонных столов. Стиснув зубы, он снова повернулся к вдове. Она скромно прикрыла плечо своей шалью; ребенок уютно пристроился у ее груди, этой шалью прикрытой. Он обратил внимание, как повлажнела левая сторона ее туники.
Рицпа осторожно сдвинула Халева и начала расстегивать левую сторону. Она почувствовала, что Атрет смотрит на нее, и смутилась. Потом резко повернула голову и взглянула на него.
Атрет
Рицпа чувствовала, как германец пристально смотрит ей в спину. Она даже чувствовала весь жар его гнева.
— Я же велел тебе, чтобы ты уходила, — мрачно сказал он.
— Дорога у виллы тебе не принадлежит.
Он усмехнулся.
— Зато, кажется, тебе принадлежит мой сын.
Рицпа оглянулась на Атрета через плечо и увидела в его лице нечто такое, о чем, как она поняла, он не хотел бы говорить. Его губы дрогнули, а глаза заблестели, когда он взглянул на нее.
— У меня было много времени на то, чтобы подумать, — тихо сказала она.
— О чем?
— Я о тебе почти ничего не знаю. Кроме того, что у тебя была жестокая жизнь.
Его улыбка стала холодной и насмешливой.
Забеспокоившись, Рицпа отвела глаза и снова стала смотреть на Халева. Скоро он уснет у нее на руках. Такой славный, он был так дорог ей, и при этом она понимала, что чем сильнее будет держаться за него, тем больше решимости будет у Атрета отнять у нее ребенка.
Когда она слегка отодвинула от себя Халева, тот неистово заработал губами, чтобы удержаться у груди. Прикоснувшись пальцем к груди, Рицпа перекрыла ему доступ молока. Изрядная доза молока вылилась у малыша изо рта, и Рицпа вытерла ему рот и губы. Нежно поцеловав мальчика, она положила его себе на колени и снова застегнула тунику. При этом она продолжала ощущать на себе взгляд Атрета.
Потом Рицпа накинула шаль, чтобы закрыть влажный лиф, вспомнив о том, как в тот момент, когда она услышала плач Халева, у нее пошло молоко. Как удивительно Бог все устроил! Подняв Халева на плечо, она встала, нежно потирая младенцу спинку. Она начала прохаживаться по кухне и при этом нежно поглаживала малыша. Ему стало тепло, он расслабился. Взглянув на Атрета, Рицпа увидела, как он беспокойно нахмурился.
Глядя на него, Рицпа вспомнила историю о царе Соломоне и двух женщинах, которые боролись за одного ребенка. Та женщина, которая оказалась настоящей матерью, была готова отдать ребенка, лишь бы сохранить ему жизнь.
Мать Халева желала ему смерти. А этот человек! Она никогда еще не видела такого жестокого и в то же время такого красивого мужчину. Казалось, его фигуру вылепил самый искусный в мире скульптор. Вся его внешность говорила об истинном мужестве. Не было даже намека на мягкость. Его лицо говорило о неумолимости. Но был ли он на самом деле неумолимым?
О Господи, Боже, смягчи его сердце по отношению ко мне.
Чувствуя, как сильно бьется сердце, Рицпа подошла к Атрету. Она протянула ему спящего мальчика.