Рассвет пламенеет
Шрифт:
— Это ты делаешь, Лена, преждевременно. — И, помолчав немного, спросила: — Волнуешься, да?
Девушке стало стыдно, ей хотелось ответить: «Нет, просто я отвыкла». Но после небольшой паузы призналась чистосердечно:
— Что греха таить, есть немножко. И отвыкла я тому же, — поспешно добавила она. — Это скоро пройдет. У меня и раньше так было, а потом все как будто каменело в груди, поверьте.
— Чем это скорей наступит, тем лучше. Сейчас нам спокойствие крайне необходимо, Леночка. А ну, пожелай-ка себе этого!
— Хочу, да вот сразу как-то не получается, Тамара Сергеевна. И не за себя я только волнуюсь. Пошел ведь впереди… И жаль мне, и боязно за него. Вы же знаете, какой он: укрываться, беречь себя не станет…
— Ну, это ты напрасно так говоришь, — догадавшись, о ком идет речь, неодобрительно сказала Магура. — Мне тоже жаль Андрея, да я хорошо знаю, что и он, и комиссар не станут напрасно выставлять головы под эти дурацкие пули. Они имеют и горячие сердца, и холодный разум в то же время.
Лена сдержанно вздохнула и не ответила.
Темнело. Ведущая вниз дорога была вся побита и испещрена дождевыми промоинами. Земля перемешалась с мокрым снегом; идти было вязко и тяжело. Когда свернули вправо, Лена не могла уже разглядеть дороги. Чувствовалось, что идут пологим краем горы. С трудом удавалось удерживаться, скользили ноги, из-под них вырывались и куда-то в сторону стремительно катились мелкие камешки. Низменности достигли примерно через час после начала похода. Кусты вставали перед людьми неожиданно, точно в мгновение вырастали из-под земли, преграждая продвижение вперед.
А оттуда, где шумела горная река, ветром доносило глухие звуки стрельбы и взрывов. Тьма то и дело прорывалась звездообразными всполохами. Казалось в короткое мгновение, что там смещался воздух, и будто над землей какая-то зловещая птица взмахивала охваченными пламенем крыльями, то распластывая их, то складывая.
Лена все шагает, затаив дыхание, и прислушивается к разрастающемуся гулу с места боя. Она уже начинает жить поднимающимся в ней чувством долга, предстоящим ей сейчас делом. Но это привычное напряженное внимание к своим обязанностям наступает, как ей кажется, страшно медленно. И она упрекает себя, что не сразу отдалась всем своим существом слуху в ожидании возможного вопля раненного человека: «Санитара сюда!». А ведь это было и есть главное для нее, как только она вступила на поле боя.
XXXVII
По приказу Симонова Магура и Кудрявцева были оставлены несколько позади. Нужно было организовать медпункт первой помощи. Место выбрали между двумя возвышенностями.
— У нас превосходный пункт приема. Мы на какой-то заброшенной дороге. И как раз на изгибе. Со всех сторон окружены возвышенностями, — сказала Магура.
— Какой уж там пункт!.. — вяло усмехнулась Лена. — Пустое место это, Тамара Сергеевна, а не медпункт.
Магура как будто удивилась и несколько секунд молча, не мигая, смотрела в лицо Кудрявцевой. Но затем засмеялась, продолжая:
— А ты вообрази, что здесь все по-настоящему. Вот как что-нибудь в детстве воображала. Ведь играла же в куклы?.. Я, бывало, тоже… Только из школы, в уголочке где-нибудь пристроишься, расставишь разные пузыречки, стеклянные баночки, тряпочки расстелешь, красный крест нарисуешь карандашом. Все братишку перевязывала. А когда надоедала, то он от меня убегал. Ну я тогда бралась за кошку. Папа, помню, смеялся надо мной: «Быть тебе ветеринаром, Тамара». Пришлось в мединститут определяться. И не жалею, что стала врачом — люблю я свое дело.
Как бы не дослышав последних слов Магуры, вздохнув, Лена продолжала:
— Мы, Тамара Сергеевна, не в куклы играем, а боремся за жизнь людей. Не надо нам никаких карандашей рисовать красный крест. Он есть уже на наших сумках. И не здесь бы мне, например, с моей сумкой быть, а рядом с людьми, где их ранят!
Магуда снова быстро и недовольно глянула на Лену. Хотела возразить, но подождала. Она смотрела, как Лена в это время словно что-то искала печальным взглядом вокруг и ничего не находила, переводя блуждающий взор с точки на точку.
— Мы так не должны, — стояла на своем Кудрявцева, по привычке наматывая на палец лямку своей сумки. — Стыдно сидеть вдали от живых людей. А все это потому, что так захотелось Симонову: «Оставайтесь здесь, приготовьте пункт приемки!». Неужели он думает оградить нас от опасности? И к чему он беспокоится обо мне, например?..
— Ты слишком молода судить о Симонове, Лена, — не дав ей закончить, строго заметила Магура. — Когда он отдавал распоряжение нам, его мысли не вращались, как это у тебя получается…
— Что вы этим хотите сказать? Тамара Сергеевна? — вспыхнув, спросила девушка.
— А то, что напрасно ты думаешь, будто проявишь невесть какой героизм, приплевшись в окопы. И критиковать комбата не следовало бы, — уже мягче молвила Тамара Сергеевна, догадываясь, что Лена в это время краснеет, наверное. Как всегда, застыдившись, девушка краснела и не как-нибудь — слегка, сама, быть может, не подозревая того, но почти до слез.
Глядя на нее, Магура вдруг засмеялась. Это еще больше смутило и в то же время разозлило Кудрявцеву, посмотревшую на свою старшую подругу прямо, с безмолвием, по-видимому, желая подчеркнуть, что она осталась при своем мнении.
— Не о личном думать нам надо, Лена, — протяжно продолжала Магура. — Не то время, чтобы что вздумалось, то и делать.
— О чем вы, я не понимаю? Ей-богу, я вас не понимаю, о чем вы? — воскликнула Лена, чувствуя, как горят ее щеки.
— Там, — кивнула Магура к переднему краю, — мы бы успели перевязать — и то кое-как — двух-трех человек. А сюда будут все поступать.
Немного успокоенная дружеским тоном Лена спросила:
— Но как мы будем эвакуировать раненных?