Рассветники
Шрифт:
– Клад нужно достать, – объяснил я. – Сейчас вот поляков из Москвы выгнали… вроде бы можно и вытащить на свет божий.
Рабочий усмехнулся:
– Давно вы его запрятали!
– Время было такое, – объяснил я.
– Доставайте, – сказал он, – пока американцы не пришли на место поляков.
Пила истерически взвизгнула, будто ее укусили. Рабочий тут же выдернул взад, озабоченно посмотрел на заблестевшие зубчики.
– Там что-то есть…
Оба чиновника отпихнули его разом, как бобчинско-добчинские, сунулись к щели, стукаясь головами, голыми руками выломали последний камень.
Я услышал удивленный вскрик, один вытащил половинку медного кувшина со срезанной алмазной пилой верхней частью. На землю с тяжелым стуком посыпались золотые монеты.
– Там еще золото! – вскрикнул он потрясенно. – И бумаги!.. Осторожно-осторожно! Никто не трогайте, я сам!
Сердце мое колотится, будто бегу без лифта на сороковой этаж, Педерсен стоит с закрытым ртом и выпученными глазами.
Я сказал как можно более ровным голосом:
– Ну, нам совсем не важно, что там за документы.
Он вздрогнул.
– Да-да, – сказал тихо, – нам важен сам факт… как вы узнали?
– Поговорил с тем, – объяснил я, – кто запрятал.
Он задохнулся, смотрел на меня неверяще.
– Вы… не шутите?
– Шучу, конечно, – сказал я. – Со Сверхсуществом пока удается общаться только в форме смутных ощущений. Вот как-то ощутил вчера, когда был в сквере, что в той стене что-то спрятано! Когда уходил далеко, ощущение ослабевало. Вот так и решился выставить себя дураком.
Он выхватил платок, вытер лоб, я заметил, что пальцы у него дрожат так же, как у меня что-то трясется внутри.
– Господи, что же нас ждет! Страшно и подумать.
– Мне тоже, – признался я. – Так хорошо ходить в коротких штанишках… Но, увы, все рано или поздно взрослеем. Новые возможности и… новые обязанности.
Он вздохнул:
– Нам бы возможности без обязанностей… все хотим будущего и в то же время боимся его. Потому ширится движение медиевистов. Шагу не пройти, чтобы не наткнуться на всякие там азенкуры, белые и красные розы, грюнвальды… дикари немытые!
Глава 14
Я еще трижды делал предложение Энн, она у меня как старая рана, ноет и на погоду и без погоды, но точно так же за это время Энн трижды приподнималась по службе и потому всякий раз откладывала окончательный ответ.
Очень работоспособная, глубоко видящая проблемы сразу во всех аспектах, исполнительная и правильная, она продолжала встречаться со мной, но как-то не так, как мне хотелось.
И хотя я сам та еще свинья, «первым делом, первым делом – самолеты, ну а девушки, а девушки – потом», но тоскую без Энн, а она вот даже когда говорит с улыбкой, что скучает без меня, мне кажется, что говорит только для того, чтобы сделать мне приятное.
– У нас получилась бы прекрасная семья, – сказал я. – Образцовая! Мы оба работаем, что уже не часто, и нам это нравится, что вообще большая редкость. Мы не мешали бы друг другу…
– Мы и сейчас не мешаем, – прервала она, – но сейчас у нас нет никаких обязательств друг к другу, мы свободны!
– А я хочу иметь обязательства, – возразил я. – Хочу носить кольцо на пальце и быть несвободным. Да что там хочу… жажду!
Она изумленно вскинула брови:
– Зачем? Так не по-мужски… Я имею в виду, самцы терпеть не могут носить кольца.
– Я хочу. Носить.
– И даже не будешь пытаться снять при первой же возможности?
– Не буду, – пообещал я. – Пойдешь за меня?
Она вздохнула:
– Давай еще погодим?
Я сказал с мольбой:
– А сколько мы уже годим?.. Ладно, у меня за это время вызрела одна идея… Хочу попросить у тебя одну яйцеклетку. Все хлопоты и затруднения беру на себя…
Она опешила и некоторое время смотрела на меня, то ли онемев, то ли выбирала слова помягче, видно же, с каким трудом я это выговорил, весь красный, как вареный рак, даже спина зачесалась.
– Грег, – выговорила она с неуверенностью, – ты… и зачем это тебе?.. К тому же столько женщин предлагает их бесплатно!.. Все христианские общины, там монашки молоденькие и чистенькие, охотно дадут тебе хоть десять, ибо это угодно Богу. Почему я?
Я, все еще красный и чувствуя жжение в кончиках ушей, беспомощно развел руками.
– Энн, ты же знаешь… я давно люблю тебя и хочу быть с тобой. Но что-то подсказывает мне, что ты никогда не будешь моей. Я понимаю, мне с теми орлами, что вьются вокруг тебя в вашем Бюро Милосердия, ловить нечего, но все же… зато у меня хоть ребенок будет… в котором частичка тебя. И я его буду любить еще больше! Ты же хочешь, чтобы на свете было одним горячо любимым ребенком больше?
Она посмотрела исподлобья, стиснула губы:
– Это нечестно.
– Теперь это очень простая процедура, – заверил я.
– Знаю.
Я насторожился:
– Уже кому-то отдавала?
Она покачала головой:
– Нет, но я уже прикидывала, как это, когда ребенок не только зачинается с помощью ЭКО, но и продолжает жизнь в искусственной утробе. Все-таки потом все равно хлопоты… Хотя, конечно, электроника проследит в мое отсутствие, накормит и поменяет пеленки, но все-таки…
– Я в большинстве работаю дома, – заверил я. – Если надумаешь завести ребенка, могу посмотреть и за твоим! И мне совсем не важно, будет он от твоего шефа или одного из сотрудников…
Она улыбнулась, покачала головой:
– Я тебя разочарую, но их кандидатуры даже не рассматриваю.
– А… кого? Кто-то есть на примете?
– Шарю в инете, – объяснила она. – В банке спермы есть кандидатуры сорока нобелевских лауреатов, ста восемнадцати чемпионов мира… Даже сам Неназываемый сдал! Его сперматозоиды идут по сто долларов за штуку. Но он дважды лауреат Нобелевской, мог бы запросить и больше…