Расторжение

Скидан Александр Вадимович

Анчар

Как гаубица-голубица Пушкин прянетсаарскосельские заупокойные прудыголубить и губить и тратить слово, оба-двачто тульский бородатый пряникв качель его тудыгде оловом зальют и эти губы, что теплятся едва?как гаубица-голубицакопытом детским седокаон вынесет на свет зловонный солнцаза Хлебниковым вурдалака Какак гаубица-голубица… хуже!за что так током бьет гончарный кругна коем Троица – как бы тройник черешен?когда ж по венам брызнет сладкий соки смех Петрония и – Боже —два пальца деве-розе в чашу в лепестоктогда окажется что, черным занавешен,вращаешься легко сам-друг

«что уголь в трубке черноглазой ворошить…»

что уголь в

трубке черноглазой ворошитьчто провод телефонныйсадись Наталья саван шитькакой по счету? энныйкабы знать как милого дружка приворожитькабы научиться вам блаженные словано укутанные в ледяные шалиимена их теплятся едваи любовников что в темные аллеиудалились – не дозва…но достанет их из-под земликаблучок французский заступ жаломилый ангел Наталинеужелитак-таки и стан осиный узкийНезнакомки замели?затем что так полулегкасмычку тому еще послушнапускай прозрачные шелкападут неслышнокак слепая ласточка в горячие снегаапрель 1994

«где выставка цветет как Климт…»

где выставка цветет как Климттанцующего тирсане оторвать от той ложбинки устчто женщину каленую клеймиткогда одна и обнаженней торсаи нижет нижет нежный зудмать соблазняющая к смертикак сходят медленно с животного умав окна распахнутый животтак по ступеням в тридевятом марте —о чем еще она поет? —«и ты сердешный в сердце тьмыегипетской изустнойв залоге сострадательном ходьбыподставишь мозг ширококостныйпод перочинный ножичек холстараскрашенный как девочки уста»

Пирсинг нижней губы

что в имени твоем одна буква всегда мне казалась лишней тогда как двух других не хватало алая алая буква или снисхождения

а.__________________

«Ты не поверишь, но я кончала,когда сносили эти домана Остоженке».Сидела у окна и кончала; шар,пульсируя на нитке, продетой в иглупейзажа с веткой сухой рябины в помутневших зрачках,крушил ампирный фасад империи.И я верю, но, как слепой,вижу лишь каплю влаги над верхней губой,которую слизывает сценарий.Марлен Дитрих ставит нас под заезженное ружьеконца тридцатых: тоталитарный шиньон блондинкивальсирует меня в оккупированный Каир.Ты – карий косящий глазпоставленной по второму разу пластинки.Крысы пустыни,отмахиваясь от облепивших их униформу мух,жарят на броне танка бекон с яичницей; позже стынутв строю, поджавши хвосты, расстелив камуфляжный мох,в скроенных в штате Юта шортах.Их мордочки в кока-коле и табаке,а лапки, в белых тапочках, на теннисных кортахшуршат гравием и палой листвой, под которой не разглядишь ни дату,ни окопавшихся в ней червей.Ты – как Роммель – летишь бомбить Мальту.Этого требует твой продюсер.В кожаном рюкзаке несессер, уже ничей,делает сальто-мортале,когда ты мне его швыряешь в лицо,и я чувствую стыд застежки за ворох выпавшего белья.На фюзеляже твоем наколкивсех тобою сбитых заподлицо.Горько!Блябуду, бля.

н.___________________

Ливень напал на нас на углуСедьмой авеню и Пятьдесятседьмой Ист-стрит. Ошиблись на один перегон.Из-под земли инфернальный дымлиловый негр разгонял свистулькой(я думал, он подзывает такси).В бумажном пакете бутылка виски.И вышли уже на солнечный свет, в Беркли,и выпили кофе, и целый час проболтали.«Then I’ve took his penis into my mouth, а он, он ничего не сказал.Лишь сильнее сжал руль. Мы вылетелина пустынный хайвэй. Меня не было видно».Как зеркало в ванной три дняв стихотворении Лоуэлла, испаринойпокрывались холмы – «Здесьмы были в раю,как иначе любить…» Do youlike it? I do.Скоростьтает во ртукожицей, сматываемой с чесночной головки;по дуге моста длиной в строку, ту, что не свернетсяулиткой лепета в скорлупеобложки никакого залива, – в nothing,nothing at all. «Помнишь мистера и миссис Эллиот,как они старались иметь детей?» При чем здесь дети,не лучше ли нам чего-нибудь съети?Ну, вот.

а.___________________

кентаврессы в черном на роликовых конькахдуют в час пик по проезжей частина спине подрагивает миниатюрныйларчик-сумочка самовитой самкис начинкой для офиса туалета любви и так далеескандируя легкой отмашкой рукмне невнятную музыку или словокак таковое ну да ну даслалом однополый напалмнесущуюся из пристегнутых к декольтепластиковых дигитальных млечныхпохожих на перламутровые тельцамеханических скарабеевиерархические фигуркиманхэттена в пиджаках приоткрывающих крупкобылиц с выжженной правой грудьюперетянутой кожаной портупеейНут в радужном опереньепосюсторонняя блонд-чья стрелапущенная с тогоклитора света конца подземкипираньей пожирает пирамиды стекла– инкамой ротчерномазых желтыхбледнолицых чикано и пейсы курдовбелоснежные тюрбаны шоферов желтых желтых таксиприбывших в Нью-Йорк из одной желтой желтой пакистанскойдеревниза мнойсолнца лазерный дискно это ночью

и.___________________

Папочка твой смотал удочкиаж в конце семидесятых.Помню черную волгу на школьном дворе, и как тыбросаешься ему навстречу. Мы всевылезли поглазеть. Еще бы. Форменный твой передник уже тогдаславился дурной славой, то есть короткойдлиной. Воображал,что у тебя с ним роман, правда-правда; но самое смешное,как оказалось, это не было таким уж далеким отправды. Итак, ты повислав его объятиях, так что я не видел лица, а Долгушин,с которым вы сидели за одной партой науроках английского – он мучился, до смертиревновал к твоим ногам и произношению, – ухмыляясь,посмотрел в мою сторону. Нам тогдабыло тринадцать, и черная волгавпервые въезжала на школьный двор.

<…>

В госпиталь ко мнетебя не пустили. Лежалэмбрионом в боксе, с резиновойтрубкой во рту,иглой в пояснице;потом – с подушкойкислорода, чьи пузырькиподнимаются по позвоночнику вверх.Ой, мамочка, горячо!Полиэтиленовой пленкойпокрывается голова, превращаясь в гроздьвоздушную Монгольфьера(она-то им и нужна, ее-то онии сканируют).Сестранашатырный спиртподносит, дыши, говорит, чтобы в обморокне упал.Не… не…упал. Но было мне откровение(блажен читающий эти слова,ибо время близко):выносят меня вперед ногами;и у сестры в приемном покоехуйс наколкой «ВМФ»на залупе.

с.___________________

1

смотри смотри на San Francisco Bayкуда вложить свое либидо —в рекламу чудную в бирнамский лес огнейв слезоточивую браваду?и я там был как письмена горелс боснийкою в босой бойницебольничных корпусов разорванной петлицыиприт очей моих не позабудь нарытьмогил влагающих как майя или кали– и все русистки – и трамвай зиял…какое-то подводное свеченьекак бы Кузмин на цыпочки привстал —

2

сукно зеленое в бильярдныхсакраментальные шарыциркачки в мини с длинношерстным киемв притонах Оклэнда иль Сакраментовсе катится не то чтоб в тартарно в райские тартарыздесь Данкен лег костьми и съеден весьза ренессанс как францисканец в рясев обнимку с юной Анаисгде дольной лозы прозябаньена Russian Hill в Италию Парижкуда-нибудь запанибратагде месяц с финкою кривойи тоже пьяною как курвас оторванною головой