Растяпа. Бетонпрофит
Шрифт:
И было куда. Передо мной сразу три дороги-пути.
Чрезвычайно соблазнял первый – прихватив дочку директора ПМК Анастасию, улететь в мечтах на воздушном шаре на необитаемый остров в океане неподалеку от устья реки Ориноко. Понежиться в неглиже напару на линии прибоя и нагретого солнцем песка. Стремительно поднимающаяся температура в кабине способствовала этим мыслям.
Но был и второй путь – оставить здесь к чертовой матери груженый полуприцеп и налегке в «МАЗе» укатить в лесную избушку, прихватив прелестную таджичку с прекрасными персидскими глазами (это в отместку
Однако, скоро приедет подмога – мой сын или Виталий Севастьянов, который командует этой стройкой, и мне надо встретить их (его?) с соответствующей положению вещей миной на лице. И я избрал третий путь – замкнулся в гордом молчании разобиженного человека.
С тем и уснул…
Действительно, разбудил меня Севастьянов – предложил пакет с закусками, которых, тогда показалось, вкуснее в мире нет, с молоком и консервированным чаем. После визита к таджичке-кашеварке Геша не проявил должного аппетита, и я умял все предложенное за двоих.
Вскоре Виталик без шума и крика, в соответствующей ему спокойной манере, навел на стройке должный порядок – пропали куда-то путаны, приехала «воровайка» (машина с кузовом и краном), а четыре таджика, учувствовавших строполями в разгрузке нашего полуприцепа, выглядели вполне трезвыми.
Геша подтолкнул меня локтем в бок, кивая на Севастьянова:
– Он умен – здешний директор. Надо признать, что среди интеллигентов тоже попадаются толковые люди.
А когда после разгрузки Виталик нам объявил, что пять пентхаузов мы укомплектовали железобетонными изделиями и на этот сезон заканчиваем их транспортировку, Федорович подтвердил свою прежде сказанную мысль:
– Положительно умен.
Мы отправились в обратный путь, а за окном кабины в полуденном солнце, прощаясь с нами, сверкала вода курортного озера и красовался осенний бор веснушками желтых берез. Свеж и сладостен набегающий воздух. И, как это ни странно, во мне зародилось предвкушение чего-то приятного. Так бывает, когда человек надлежащим образом выполнил порученную ему работу и теперь настраивается на заслуженный отдых.
Разговорился я, будто сам с собою беседуя напоследок.
– Все, Геша, расстаемся. Не кум ты мне и не сват, а буду скучать – до того привык. Если как следует провентилировать этот вопрос, то в сущности ты мне люб как человек. В самом деле – я о тебе уже знаю столько, будто всю жизнь знакомы были. И должен признать – для простого шофера ты очень умен и красноречив. Вот я писателем себя считаю, а тебя заслушивался, будто Шолохова. Благодарного слушателя ты сегодня теряешь.
Великов немного ехидненько усмехнулся:
– Шолохов, говоришь? А, может, Пушкин?
– Не-ет, Федорыч, Пушкин – великий сочинитель, а проза у Шолохова – сама жизнь. Все же признайся – девственная правда в твоих рассказах или с выдумкой?
– Ну, зачем мне врать? Соврамши, брат, славен не будешь.
– Верно подмечено! Ну, а еще что имеешь?
Гена поскреб ногтем указательного пальца кончик носа, соображая – что к чему?
– Ну, хорошо. Вот тебе первая… Говорят, что деньги не пахнут. А я скажу так – пахнут, и без всякого сомнения. Запах их ни с чем не сравним по прелести. Разве не так?
– Так, Геша, так… – я торопился: колеса наматывали на свои шины километры дороги, а мне хотелось про Велика еще многое узнать. – А мечта у тебя есть?
– А как же! Хотел бы объехать весь земной шар. Но это, похоже, не суждено. Я и за кордоном ни разу не был, не считая бывших советских республик.
Вконец расчувствовавшись от предстоящего расставания, я предложил:
– А давай, Геша, споем.
И тот, кивнув, тут же затянул, продолжая управлять машиной:
– Славное море священный Байкал…
Обрадовавшись знакомой песне, запел вместе с ним, обделенный природой слухом и голосом:
– Славный корабль – омулевая бочка!..
Кстати подвернулся изгиб на трассе, и Геша, заворачивая круто баранку, загремел вполне приличным басом:
– Эй, Баргузин, пошевеливай вал…
Слезы сами собой потекли по моим щекам.
– Молодцу плыть недалечко…
Заметив мое состояние, Великов принялся кулаками поочередно протирать глазницы – левым кулаком левый глаз, правым правый.
С творческим подъемом, но в душевном упадке проскочили шашлычную возле уфимского тракта. Сытый подношением Севастьянова я не удивился насколько мало меня это огорчило. Занимала другая интересная и соблазнительная мысль – поскольку едем домой в неурочное время не повезет ли нам с путанами на повороте в Таянды? Которые, по словам Геши, готовы за «чупа-чупс» отдать самое дорогое, что у девушек есть. И тогда я спросил его:
– Кто сказал тебе, что на свете нет настоящей, верной и вечной любви? Да отсохнет его лживый язык! Она ждет нас у Таяндов! Геша, вперед! Сыграем сегодня сразу две свадьбы… Я плачу.
Федорыч, меж тем, стал еще грустнее – ни петь, ни говорить больше не хотел; распутный взгляд его потемнел. И голос казался разбитым, когда односложно отвечал на мои вопросы. Что его довело до такого состояния? Неужто наше расставание? Смешно – ведь мы никуда не уезжаем. Можем встречаться и пиво хлестать хоть каждый вечер – было б желание. Работа закончилась? Это – да. Но, может быть, не навсегда, а лишь на зиму перерыв? Мы с Гешей готовы укомплектовать ЖБИ весь коттеджный поселок клубного типа, который затеял сын с компаньонами на берегу курортного озера Увильды – нас уговаривать не надо.
Находясь под воздействием желанной встречи – и время есть, и деньги имеются, так почему бы нет? – стал внушать себе, что, в сущности все складывается очень удачно, и такие подходящие моменты надо не пропускать и наслаждаться ими. Откинувшись на удобную, мягкую спинку кресла в кабине «МАЗа», я размечтался о встрече с путанами – самыми молодыми и дешевыми в Челябинской области, со слов Геши, готовых на все за леденец на палочке.
Надо бы и его к этому подготовить – подумал и заговорил: