Растяпа. Во всем виноваты шахматы
Шрифт:
Пьяный урод. По глазам вижу – когда выпьет, все человеческое теряет. И при этом здоровенный, черт – его ручищами не в шахматы играть, а сваи на стройке забивать.
– Вот даже как? А все говорят, что шахматы – самый безопасный вид спорта.
– Выходит не так. Ты будешь первым страдальцем…
Я размышлял над ситуацией. Пьяный разобиженный «пескарь» ждет от меня привычной реакции – от оскорблений, угроз и прочего я либо струшу и убегу, либо в драку кинусь, и тогда он меня с полным на то основанием отметелит за милую душу.
Это он так думает…
– М-да… – я покачал головой. – Водка она такая – любого интеллектуала козлом сделает в два стакана.
Ногинов мялся – и хочется ему, и колется почесать кулаки, но лучше для него будет, если драку начну я.
– А ты себя мнишь интеллектуалом? Ну, получишь разок по башке – что теряешь?
– А я знаю, почему ты бесишься. Каждому овощу свое время – ты уже выдохся, как игрок, ну а мне вот в затылок дышит Маненков …
Или уже я ему?
– Вы, увельские – все педарасы!
– Чтобы такое утверждать, надо знать. Ты сменил ориентацию?
Ногинов сжал кулаки и сделал шаг ко мне.
Ну что ж, если драки не избежать… Я нашел цель для правой ноги – промежность придурка. Сейчас он у меня загнется и в пыль рухнет, хрюкая…
– Я решил, что тебе пора валить домой: нечего делать на нашей территории, – заключил Ногинов.
– Как бы еще не время, – сказал я.
Но пьяный пескарь меня не слушал, продолжая свою мысль:
– Забирай с собой кривоглазого, и …здуйте отсюда пока целы!
Маненков действительно здорово косил взглядом.
– Как скажешь, уважаемый, – пожал я плечами и направился в школу. Для меня это был действительно выход – бескровный и почти бесконфликтный.
Наверное, все, кто был в столовой (шахматном зале), наблюдали за нами, облепив окна. Кто-то знал, что происходит, остальные интересовались друг у друга – что случилось? Проскуряков спросил меня, вошедшего:
– Что за шум между вами?
– Я хочу подать жалобу в райспорткомитет о полной дисквалификации Владимира Егоровича Ногинова как шахматиста с запретом участия его в районных соревнованиях за недостойное спортсмена поведение. Ты подпишешь эту бумагу как судья?
Все было видно в окна, тем не менее Виктор Афанасьевич спросил:
– Он ударил тебя?
– Еще чего не хватало! Черт возьми, разве пьяного бреда оскорблениями не достаточно для подобной меры?
Проскуряков смотрел на меня так, словно обдумывал мое предложение, словно оценивая меня… И похоже у него был выбор.
– Причем тут райспорткомитет? Решение о дисквалификации принимает районная федерация шахмат. А у нас её нет.
– Да? Ну, тогда я в последний раз играю в этом дребанном районе.
Главный судья шахматного турнира пожал плечами:
– Тебе решать, Анатолий. И я не знаю, увижу ли я тебя когда-нибудь еще.
Да они что – все сговорились, чтобы отстранить меня от районных турниров? Тогда черт с ними – могу прямо сейчас нафик свалить, чтобы никогда больше не садится за шахматную доску в этих спартакиадах. Подумал даже – на чем бы уехать? Но увы, раньше чем окончатся соревнования, было не на чем. Придется ждать, но играть я больше не буду. Потом передумал – сыграю последнюю партию и все…
Сел, сделал ход и часы включил – весь в расстроенных чувствах. Но судьба на этот раз повторила миасский сюжет: мой соперник не явился на пятую партию. И это лишило меня первого места в личном зачете. У нас с Маненковым по пять очков – но у него они все с игры, а у меня одно – ввиду неявки противника. Проскуряков объявил Маненкова победителем в личном зачете и подписал протокол.
К тому времени практически завершились соревнования по остальным видам спорта, заявленным в спартакиаде. Остался самый главный и популярный – перетягивание каната. Потом вновь торжественное построение, оглашение итогов второй районной спартакиады, спуск флага и, наконец – концерт художественной самодеятельности силами участников спортивных баталий.
Отстрелявшиеся спортсмены еще метались по спортивным площадкам, пытаясь досмотреть то, что еще не закончилось, а я в это время сидел на лавочке в одиночестве – всеми забытый и угрюмый. Думал думу о том, как мне разобраться с этим «пескарем» Ногиновым – вовсе не собирался ему хамства прощать. Как всегда, самой привлекательной мыслью была самая простая – натравить бандитов на мудака, и все дела. Да что такое вообще происходит? Второй раз в жизни у меня возникли проблемы с деревенскими дебилами – и оба они из Песчанки.
Тут меня нашел сосед Женька Пилат. Ему уже хорошо за тридцать, послужил в милиции, работал таксистом – сейчас в ведомственной охране выставляет мускулы на показ и демонстрирует силушку, не выпуская изо рта спичку, используемую вместо зубочистки. За богатырский вес и доблести призван в сборную поселка по перетягиванию каната. И не просто так он меня искал – у него была просьба:
– Анатолий, покорми меня – ты же всегда при деньгах.
Действительно, бугаю такому совхозный комплексный обед – так себе, на один зуб. А ведь ему сейчас канат тянуть – сила нужна богатырская. Как бывший мент, Женька к тому же был хитроват. Он не попросил – сосед займи денег: их же потом отдавать придется. Он обратился к земляку и товарищу по команде – покорми, мол, меня: сила нужна, а уж я потом всех порву…
– Пошли, – говорю, – покормлю.
Подошли к торговым рядам – тут же на общей площадке в тени деревьев.
– Выбирай, что хочешь – я оплачу.
Женька встал в очередь за беляшами. Неподалеку за пластиковыми столами и на таких же стульях расположились любители выпить. За одним – четверо мне знакомых «пескарей», и Ногинов среди них.
– Эй, чемпион, – окликнул он. – Иди сюда. Выпьем, помиримся…
Вот он шахматный Армагеддон! Да будет известно вам, в словаре это звучит так – заключительная, решающая партия матча в случае ничейного исхода как основной части матча, так и тай-брейка. На меня разом накинулись вдохновение и кураж.