Шрифт:
Предисловие
Правь – мир богов живущих на Небесной Горе – Верхний мир Света. Там же находится ИРАЙ или ИРИЙ – славянский рай.
Явь – земной мир с его лесами, полями, реками и морями, с существующим на Земле растительным и животным миром, людьми.
Навь – подземный, потусторонний мир умерших. Навьи – мертвецы.
Глава 1
После полуночи ветер потянул с заката, принеся с собой облака, закрывшие лик девы Луны, и насыщенный теплом и влагой воздух. Стрибожий внук, видно, еще не проснулся толком и потому дохнул слабо, по сонному лениво.
Вот только девой
Эх, что теперь толку вспоминать? Нужно поначалу вырасти, закончить войскую науку под руководством деда Микулы, а потом уж…
Ближе к восходу теплый воздух остыл и окутал туманным покрывалом лесную чащу. Белесые испарения накатывались волнами, оставляя на одежде и лице мельчайшие капельки влаги, глушили лесные звуки и шорохи. И виделось мне в предрассветном сумраке, как тенями вьются вокруг русалки, из-за мшистых стволов поглядывают с осуждением деревянницы, а неподалеку глухими голосами перекликаются недовольные лешие. Все духи лесные знают, что я провинился перед суровым Велесом, и потому осуждают.
Семаргл, который поначалу уверенно бежал впереди, в тумане потерял нюх, несколько раз возмущенно фыркнул, но затем сдался, зашел в тыл, виновато косясь на меня и опустив хвост. Только Питин, хитрец, сначала ехавший на крышке короба, в тумане шустро перебрался ко мне на плечо, а потом и вовсе нырнул за пазуху и там умостился, даже нос спрятал.
С моими мохнатыми другами все ясно. Не бросили в беде. Я и сам понимаю, что на нас старый Велес-бог сердится. Ну и что? Сделанного не вернешь. Встретились на узкой торне враги, не сумели мирно разойтись. Тут кому повезет, кому планида выпадет в живых остаться. А бог почему-то сердится. Знамения посылает… Чего сердиться? Мне тоже лик припалило, но я же не жалуюсь?
– Ш-ши-шь! – тихонько шипит Питин, выглядывая из-за пазухи.
Ага! Наконец начались кусты. Поляна близко, Велесова поляна с диким капищем, не охраняемым божьими ближниками. На поляне по центру старый, крытый осиновым лемехом навес. Под навесом дубовый столп с ликом Велеса, глубоко вкопанный. Под навесом на вешалах дары, пришлым людом Велесу поднесенные. Эти дары раз в месяц боговы ближники собирают и кудесникам в Листвень – град отвозят. Кончились кусты, мягко зашелестела под ногами молоденькая мурава, а тут и туман пологом вверх откинулся, пропуская рассвет, и стало видно капище. Подошел к навесу, поклонился звериному богу в пояс, как положено, скинул с плеч берестяной короб с дарами. Берестяные туески с медом и медовухой открыл, перед ликом Велеса поставил, на рушник выложил ковригу хлеба Глаей испеченного и добрый кус солонины лосиной. Достал из короба мешок кожаный, зельем от зверья пропитанный, развязал горловину, вытащил из него хорошо выделанную шкуру самца рыси. Растянул шкуру перед ликом бога и опять в мешок спрятал.
Шкура
«Интересно, за что Велес покарал рыса лесного? – мелькнула мысль – за что лишил хвоста?»
Мысль мелькнула и исчезла. Не ответит бог на эту загадку. Я поднял мешок со шкурой, крепко привязал кожаным ремешком к вешалу, спустился на землю. Семаргл уже тут как тут – носом воздух втягивает, на кус лосятины косится, хвостом повиливает. И Питин ожил, высунул из пазухи любопытный носишко – тоже принюхивается.
– Не для вас, други, заедки выложены! – попенял я коту с псом и опустился на одно колено перед ликом Велесовым.
– Исполать тебе Велес старый! – промолвил, – Отведи от меня свой гнев за то, что решил жизни создание твое, тварь крылатую. Тот Змий летучий на Перунову поляну садился с жеребенком малым в когтях, а я на той поляне тож оказался с другами. Не смогли мы, мудрый боже, мирно разойтись со Змием. Он в меня огнем плюнул, я, в ответ, стрелой в око достал. Знаю, что тварь эта редкая, но сделанного не вернешь. Прими дары простые, от сердца сделанные. Пусть зрят то видоки твои – звери да птицы лесные, да лешие с деревянницами! Их зову в свидетели!
Встал на ноги, поклонился еще раз лику Велеса. Молчит старый бог. Простил ли? Ветер ли зашумел в кустах, то ли близко вздохнул кто-то могучий и зевнул пробуждаясь. На миг показалось, будто мощное сознание коснулось моего разума и пропало. Почудилось?.. Простил или не простил?..
Любопытство человечье никем еще не измеряно. Так и со мной. Мысль о том, простил или не простил бог, не давала покоя, пока уходил с поляны и я не выдержал. Сразу за кустами остановился, наказал другам сидеть тихо, а сам скинул короб и векшей взвился на густую ель. Нашел место, откуда хорошо просматривалась поляна, затаился.
Рассвет уже полностью охватил землю. Косые лучи утреннего бога бросили на мураву длинные тени, заискрились в капельках росы сияющими разноцветными каменьями. Приветствуя солнечного бога, еще веселей защебетали вокруг малые птахи. Терпкий запах еловой хвои забил обоняние. Но обоняние мне сейчас не было нужным. Я ждал. Примет ли грозный бог мою жертву. Ежели примет, то, в каком обличье? Может, пошлет могучего Бера?
Ну вот, наконец-то! Сбоку из кустов осторожно высунулся любопытный принюхивающийся носишко, потом показалась узкая мордочка, любопытные глазки. Лиска!.. Лизавета Патрикеевна – светик ты наш рыжий! Осторожничает, ловит запахи, то вперед посунется, то назад сдаст. И хочется и колется – как говорят… Ну вот, решилась. Двинулась вперед, стелется над муравой. Шкурка огненная потемнела от росы, хвост тянется следом, поблескивая белым кончиком. Прокралась под навес, сунула нос в туес с медом, облизнулась, опасливо поглядывая по сторонам, ухватила кус сохатины и тут же стремглав бросилась обратно.