Ратибор. Окталогия
Шрифт:
«… Да чтоб вы все в нужнике утопли, шакалы помойные! – между тем Ратибор дошёл до крайней точки кипения, беспомощно наблюдая, как варги одерживают верх над белёсым созданием, добро уже того исполосовав. – Удавлю, твари!.. – рыжебородый исполин вдруг почувствовал, как мизинец на его правой руке дёрнулся. Да, совсем чуть-чуть согнулся он, но это был, определённо, прогресс. – Давай, дубина, хорош стоять уже как истукан! Или ты хочешь, чтобы у тебя репей из задницы выглядывать начал?! – Ратибор раз за разом пытался пошевелить всем, чем только можно, напрягаясь, что есть сил, и вот ему удалось моргнуть сначала одним глазом, потом другим. – Ещё не вечер, волчата, ещё не вечер», – мрачно хмыкнул он про себя, со всё возрастающей тревогой наблюдая за складывающимся уже отнюдь не в пользу лохматого существа побоищем.
Тем временем бой близился к своему логическому завершению: с подбитой Мельванесом ногой Тол-Авар напоминал лишь бледную тень себя прежнего; ни прыгать, ни резво носиться между оппонентами он уже не мог и потому стал
«Что ты стоишь?! Я избавление тебе принёс, когда пустил кровь! Оковы теперь лишь в твоей голове! Сбрось их с себя и иди, ты свободен! – вдруг раздался в мозгу Ратибора громогласный рёв, полный боли. – Шаман не слышит меня сейчас, ибо я так захотел! Барьеры мысленные можно не только разрушать, но и возводить! Убей колдуна, и мы в расчёте! За всё!»
Это было последнее, что успел сказать Тол-Авар. Удивительное создание упало плашмя; прилетевшая в затылок добрая плюха от палицы сбила-таки его на землю. Но турс ещё подавал признаки жизни. Приподнявшись на локтях, смертельно раненный йотун пополз было вперёд, но на него тут же обрушился со всех сторон град ударов; с торжествующим улюлюканьем значительно поредевшая ватага серых разбойников радостно добивала белёсое существо, уже не оказывающее никакого сопротивления.
– Разойдись, разойдись, болваны, дайте пройти! – писклявый, дрожащий от нетерпения окрик тёмного мага был услышан далеко не сразу впавшими в боевой раж воинами, и лишь когда Мельванес начал поднимать в воздух одного за другим серых бойцов, забирая их души и при этом злобно голося на всю округу, только тогда варградцы отступили от окровавленных ошмётков погибшего в кровавой сече с ними одинокого исполина.
– Вы что, козлята дикие, творите?! – ядовито шипел разозлённый колдун, спеша к мёртвому Тол-Авару. – Я вам, дуралеям, неясно дал понять, что мне треба сердце этой скотины безумной?! И чем скорее после гибели, тем лучше! Давайте, переворачивайте его на хребтину, ослы тупорылые! – Мельванес подлетел к не без труда уложенному варгами на спину бурому гиганту, выхватил длинный тонкий стилет из-за пояса и тут же всадил его по рукоять в грудную клетку отправившегося в места вечной охоты вожака восточного племени дха-кари, пронзив ему грудь чуть левее от центра. Отточенными, умелыми движениями вырезав сердце снежному великану, мрачный шаман, весь дрожа от нетерпения, с наслаждением откусил от долгожданной добычи живительной мякоти, после чего быстро потопал к алтарю, ни на кого не обращая более внимания и неразборчиво бурча себе под нос: – Совсем немного осталось, буквально чуть-чуть… – кровавый трофей он бережно нёс в правой руке. Подлетев к своему капищу, Мельванес свистящим шёпотом забормотал нараспев древнее заклятие, затем отрезал добрый кусок мяса от сердца вождя дха-кари и, оттянув подбородок (а точнее, то, что от него осталось) Лудогору, аккуратно положил ему в рот невероятно редкое в колдовском мире лакомство, продолжая произносить при этом забытые словеса. – Ну а это подношение для тебя, Мара, богиня смерти! – остатки ещё горячего сердечка убитого диковинного создания были аккуратно размещены на алтаре, рядом с головой законного наследника варградского престола.
– А-р-р-р-р-р! – разнёсся тем временем по центральной улочке Твердоземья могучий рык. – Да! Да-а-а! Свобода! Ну всё, ишаки блохастые, ну всё! Сейчас я вас, отребье шелудивое, как курей топтать буду!..
Глава 18
Как курей…
– Идите сюда, псы серозадые! – громоподобно проорал Ратибор на всю долину, освободившись, наконец, от связывающих его невидимых пут. После слов последних Тол-Авара, будто молотом ударивших ему в голову, рыжебородый гигант прекратил беситься, а наоборот, попробовал успокоиться и взять себя в руки, мысленно представив себе при этом, что его ничего не связывает. «Оковы лишь у меня в башке, – повторял он про себя раз за разом. – Я свободен, меня никто и ничто не держит! Я свободен, оковы лишь внутри меня…» – Ратибор вдруг с удивлением понял, что касается сейчас левой рукой того крохотного прокола на лбу, что оставил ему хозяин Забытых пустошей. Неуверенно опустив ладонь, он принялся недоверчиво её рассматривать, как будто это была не его длань, затем поднял рядом вторую лапу и повертел уже ей. Опосля сделал шаг, ещё один. – Ух, меня теперь и взаправду ничего более не держит… – с огромным облегчением пробормотал он еле слышно, как бы ещё не до конца веря случившемуся чуду. – Ну-у-у усё, пиявки склизкие, сейчас мы с вами поглядим, кто из нас из какого теста сделан!
– Извиняйте, ребятушки, – Ратибор мельком взглянул на замерших недалече Емельяна с Мирославом, – но похоже, всё веселье достанется одному мне! – после чего выхватил два своих чекана из-за пояса, ибо его секиру в качестве трофея уволок себе один из варградцев, и, проорав в опешившие физиономии изрядно уменьшившейся дружины серых любимую коронную фразу с внесёнными в неё незначительными правками, с диким рёвом бросился на врагов, мельком при этом отметив про себя Мельванеса, увлечённо колдовавшего у алтаря и не замечавшего ничего вокруг.
«Очень хорошо, – успел подумать Ратибор, врубаясь в расслабившиеся было нестройные ряды изгнанников, – постой там подольше, петушок старый, а я пока дровишек тут нарубаю из этих олухов! „Оковы ужаса“ ещё год не сможешь ты применить, слышал я краем уха твою печаль! Так что обожди пока, я обязательно тебя опосля навещу!..»
Тол-Авар добро поработал над сокращением популяции «серых волков», вырезав практически под пятьдесят варградцев, и рыжебородому гиганту осталось всего три с половиной десятка ратников, не более. Искренне опечаленный такой вопиющей, на его взгляд, несправедливостью, Ратибор принялся споро одного за другим отправлять противников, точнее, их души, прямиком в яйцеобразный набалдашник посоха тёмного шамана, который вдруг поражённо на него уставился, заметив, наконец, что могучий топтыгин высвободился из магического плена и более не скован никакими невидимыми путами. Растерянно захлопав глазами, Мельванес спешно принялся дальше кудесничать над Лудогором, явно торопясь провести обряд воскрешения; похоже, неожиданное освобождение широкоплечего витязя смешало все его карты, заставив сильно ускориться.
Ратибор же дорвался до доброй рубки; перед его глазами стоял окровавленный, с трудом ползущий по земле снежный великан, несмотря на сыплющийся на него град ударов, никак не желавший умирать. Рыжеволосый богатырь решил про себя, что отомстит обязательно за павшего турса, который вызывал у него искреннюю симпатию и уважение. «Батя-то у Снежка хорош… был. Боец! Интересно, где сам мелкий йотунец…» – взбешённый берсерк бил, уворачивался, парировал, снова атаковал, неуловимой тенью мелькая между варградскими воителями. Два его одноручных топора сплетали смертельную паутину для любого, кто имел глупость оказаться в пределах досягаемости их острых, как когти вожака дха-кари, лезвий. Серые лиходеи не являлись новичками в военном деле и оружием своим владели вполне себе на уровне, но, во-первых, предыдущая рубка с Тол-Аваром порядком их измотала; многие из отступников, оставшихся стоять на своих двоих, оказались ранены, причём некоторые – довольно серьёзно. Ну и во-вторых, врубившийся в их построения свежий взбешённый Ратибор явно находился в ударе; ледяная ярость обуяла его в этот знойный июльский вечер, при этом позволяя сохранить голову холодной и ясной; кровавая пелена не застилала ему очи, давая возможность трезво мыслить и верно оценивать происходящее на поле боя. Вот стоящий напротив варг выпустил из рук палицу и схватился за горло; один из чеканов рыжебородого исполина знатно вспорол его практически от уха до уха. Второй боец осел наземь с колуном во лбу, так и не успев понять, каким образом оппоненту удалось увернуться от его стремительного выпада. Всадив третьему разбойнику свой пудовый кулак в живот, дюжий витязь ухватил согнувшегося чуть ли не пополам противника за волосы и вмазал прямо по физиономии коленом: раздавшийся громкий хруст сломанной лицевой кости возвестил о том, что отлетевший в толпу соратников воин уже им не помощник в этой кровавой сече. Следующему варгу молодой богатырь ловко подсёк ноги своим топориком, опрокинув того навзничь, после чего, шустро выдернув первый чекан из головы павшего за миг до этого мордоворота, Ратибор от души всадил его в грудную клетку попытавшегося вскочить головореза, через секунду уже нанося мощный удар головой в лицо подлетевшему к нему очередному душегубу, мгновенно потушив свет в его ошалелых очах. Далее, вонзив одну за другой две свои одноручные секиры в парочку зазевавшихся ватажников, рыжеволосый берсерк ухитрился схватить очередного бросившегося на него варградца за ногу, да раскрутив его по кругу, посносил телом непутёвого вояки с полдюжины не успевших отпрянуть изгнанников, опосля с силой запулив туловище бесчувственного горемыки в толпу противников, завалив нескольких из них. Нестройные ряды «волков» бойко редели, тая, как свежевыпавший снег жарким летом, то есть буквально на глазах.
– Да порви меня Сварог, – держась за сломанные рёбра на правом боку, наконец, потрясённо промычал один из отступников, воитель лет сорока – сорока пяти на вид, – если я когда-нибудь видел подобного ему! Он не человек!.. – это было последнее, что сказал в своей жизни серый ратник, ибо прилетевший ему в висок колун оборвал жизненный путь ошарашенного воина.
– Этак этот рыжий кабан сложит моё волчье воинство до того, как я успею Лудогора воскресить… – слегка раздражённо буркнул Мельванес, краем глаза наблюдая за тем, как Ратибор разделывает под орех остатки варградцев. – Ну ничего! У меня есть ещё одна стая… Давно ждут выхода на сцену, аж запылились мальца… Пора их подтягивать! Наконец-то сгодятся для чего-то путного, бестолочи…
Мельванес, отвлёкшись на несколько секунд от сына, закатил свои чёрные очи к небу и, прокричав нечто, больше напоминающее вой голодного шакала, указал после дрожащим перстом на Ратибора и его приятелей, произнеся уже отчётливо лишь одно слово: – Взять! – затем, развернувшись к Лудогору, зло хрюкнул в его разбитую физиономию: – Надолго они его, боюсь, не задержат, так что придётся тебя в таком виде возвращать к жизни, сынок, уж особо не лютуй! Сердце великого Тол-Авара действует, но не в мгновение ока… По правде говоря, куда медленнее, чем я рассчитывал! Ладно, опосля тебе физиономию подправим, а пока так походишь…