Ратибор. Окталогия
Шрифт:
Тем временем противник, дико воя от ярости и бессильной злобы, вынужденный ещё постоянно разгребать завал из туловищ своих же павших бойцов, всё продолжал бестолково бросаться на нерушимым утёсом вросших в брусчатку великанов. Русы же брали себе минутку отдыха как раз во время подобных разборов баррикад из отправленных ими на тот свет аскеров, походя свирепо огрызаясь на ядовито повизгивающих ворогов, грозившихся друзьям всеми возможными карами небесными.
Но вот шалмахи, наконец осознав, что с наскока, в лоб им не одолеть этих двух могучих исполинов, сменили тактику, вторым потоком зайдя с противоположной стороны, с другого конца Соловьиного переулка, выходившего на бульвар Барышников. Похоже, на Торговой аллее ватага Любомира либо вся полегла, либо сложила-таки оружие, раз пропустила в тыл к Ратибору с Яромиром «рой ос». Впрочем, рыжеволосый гигант
– Давай, сынки, бей супостатов! – ободряюще проверещала выглянувшая в окно второго этажа своего домика седая Перенега, смачно плюнув при этом сверху кому-то из аскеров на потную лысину. А после ещё в придачу и практически полный ночной горшок метнула беснующимся внизу осам на темечки. – Держу за вас кулачки, добры молодцы!..
Между тем день клонился к полудню, а витязи и не думали уступать, всё так же, без видимого устатка продолжая отражать наскоки озверевших от бешенства смуглолицых бойцов. Ратибор, вкушающий полной грудью радостную удаль доброй сечи, всласть напоил вражеской кровушкой свою старушку секиру, круша иноземным захватчикам черепа, дробя кости, выпуская кишки и разваливая их пополам в буквальном смысле. Торжество, злорадство, недоумение и ошарашенность в глазах стоящей напротив своры западных псов поочерёдно сменяли друг друга, в конце концов оставив плескаться в их перепуганных зеницах лишь животный страх, вытеснивший все остальные чувства. В подёрнувшихся испаринами ужаса сердцах осов давно уже гуляли навязчивые сомнения, с человеком ли они сейчас бьются? Иль всё же с богом аль демоном в людском обличье?
«Не может смертный так драться, не может!» – похожие тягостные мыслишки крутились в головах шалмахов, уже с какой-то горькой, тоскливой обречённостью идущих на рыжеволосого берсерка. Ну прямо как домашний скот на убой к мяснику.
Ратибор же всё продолжал без устали махать секирой, исправно снимая вражеские кочаны с плеч да разделывая «ослов» на отбивные. Единственное, что давно уж тревожило «рыжего медведя», так это древко его топора, знатно испещрённое зазубринами разного размера и глубины. И подобные неприятные щербины на рукояти верной секиры лишь множились да множились.
Тем часом тяжело дышащий Яромир, старавшийся не отставать от могучего товарища, стал всё-таки потихоньку замедляться. Похоже, в отличие от Ратибора, свой предел выносливости русоволосый мечник уже нащупал. Усталость пудовыми гирями повисла у него на руках и ногах: движения сделались скованными и не такими лёгкими и быстрыми, удары менее точными, а взор – не столь яростным, как прежде. Княжий воевода банально выдохся. И это сразу почувствовали нурязимские шакалы, воспрянув духом и ещё пуще насев на бывшего телохранителя Святослава, уже с большим трудом сдерживавшего сигающую на него ослямбскую орду.
У Ратибора тем временем, как это обычно и бывает, в самый неподходящий момент всё же случилось в жизни огорчение, которого он так опасался; тучный аскер со здоровенным ятаганом со всего маху всадил свой изогнутый клинок под лезвие секиры молодого богатыря, угодив аккурат в одну из глубоких забоин на древке топора. Ратовище верной старушки не выдержало очередного попадания и преломилось в месте удара. Булатная вострая сталь жалобно тренькнула переливистым звоном, упав на мостовую. Взбеленившийся Ратибор, на долю секунды остолбенев от такой не вовремя приключившейся оказии, спустя миг всадил обломок дубовой рукоятки прямо в пасть торжествующе ощерившемуся оппоненту, выбив ему передние зубы да загоняя деревяшку ещё дальше, в глотку. Следом за лопастью секиры по брусчатке зазвенел и меч шалмаха; выронив его, тот схватился за свою шею обеими дланями и принялся, падая на колени, судорожно кашлять кровью, завалившись после в конвульсиях на бок.
Между тем из оружия у рыжебородого витязя остался лишь здоровенный нож, болтающийся на поясе. Мгновенно выхватив его из ножен, Ратибор тут же наотмашь полоснул по глазам очередного, кинувшегося на него с саблей наперевес ликующего воителя, торопившегося расправиться с могучим великаном, пока тот оказался практически безоружен. Завизжав от дикой боли, аскер прижал ладони к окровавленному лицу и, ничего не видя, крутанулся на месте, как волчок, впрочем, быстро осев наземь; второй удар ножом пришёлся ослепшему осу прямо в висок. Следом не повезло копейщику; чуть отклонившись вправо, дюжий ратник пропустил под мышкой лезвие пики, которой его попытался незатейливо пырнуть нерасторопный боец, а затем споро всадил осляму тесак в грудь по гарду.
В этот момент шалмахи, чуть ранее наконец уяснив, что и спиной к спине «рыжий медведь» и его русоволосый товарищ, несмотря на накопившуюся усталость, продолжают успешно отражать все атаки, решили действовать иначе и не переть более напролом: слегка отступив назад, из рядов аскеров в противовес Ратибору вышли вперёд три лучника, принявшись торопливо натягивать тетиву. Тут же свистнул метко брошенный молодым богатырём нож, угодивший аккурат между очей одному из стрелков; второму прилетело в грудь копьецо, на которое чуть ранее пытались нанизать неугомонного берсерка. Ловко подкинув дрот в воздух мыском ноги, разъярённый исполин таким могучим броском метнул пику в оса, уже тянувшего на себя за хвостовик оперенье, что того, как будто мощным ураганным вихрем, откинуло в толпу нетерпеливо переминающихся за воином соплеменников, завалив нескольких из них массой своего тела. Третий же шалмах успел-таки выстрелить, но рыжеволосый гигант наглядно продемонстрировал, почему считается лучшим витязем Мирграда: шустро словив в воздухе за древко правой дланью робко затрепыхавшуюся в вершке от бороды стрелу, он в два прыжка молниеносно подлетел к опешившему от увиденного лучнику и всадил ему в гортань пернатый снаряд, только что им же спущенный с тетивы. Ошалев от столь скорой расправы над своими братьями по оружию, противостоявшие Ратибору аскеры не выдержали, развернулись и спешно ретировались к началу переулка, дабы собраться с мыслями, перегруппироваться и построиться по новой.
Тем временем напротив Яромира, выступив на пару шагов из вражеской орды, также обозначились три бойца. На этот раз с арбалетами. Княжий воевода, уже не без труда стоящий на ногах от усталости и многочисленных ран, в свисающей с него клочьями окровавленной, исполосованной ятаганами кольчуге, вдруг ясно осознал, что это всё, конец: сразу трём выстрелам он помешать ну никак не успеет. И вот, с неприятным скрежетом противно дзинькнула спускаемая с зацепного зубца тетива; первый арбалетный болт вонзился русоволосому мечнику в правое плечо, второй легко прошил насквозь кольчужную рубаху на левом боку, основательно застряв между рёбер. Яромир тихо охнул от вспышек пронзившей его острой боли, после шумно выдохнул, сплёвывая кровушку, и медленно опустился на одно колено, облокотившись на крестообразную рукоять палаша, поставленного перед собой остриём вниз. В глазах поплыли багряные круги. Кое-как проморгавшись, тяжелораненый русич сфокусировал взгляд на третьем, чуть замешкавшемся арбалетчике, метившем уже отнюдь не в княжеского воеводу, а чуть правее. Яромир стремглав обернулся, сразу сообразив, куда целится стрелок; в этот миг безоружный Ратибор как раз всаживал своему последнему лучнику его же стрелу в глотку. Широченная спина могучего витязя при этом оказалась совершенно открытой, представляя собой прекрасную, просто идеальную мишень, промазать по которой было очень сложно.
– Нет, Рат!.. – Яромир, кряхтя, встал и быстро сделал шаг в нужную сторону, заслоняя собой друга как раз в тот момент, когда тоскливо звякнула тетива у третьего самострела. Короткий арбалетный болт молнией сорвался с направляющего жёлоба и через мгновение глубоко впился в грудь русого меченосца, заставив его тяжко застонать.
– Лови, друже!.. – из последних сил гаркнул княжеский воевода, швырнув обернувшемуся на крик приятелю свой двуручный палаш. Затем Яромир, обильно схаркивая кровью, в бессилии рухнул уже на оба колена, страшно при этом хрипя.
– Прощай, братишка!.. До встречи в чертогах Сварога!.. – лишь успел просипеть напоследок, широко улыбнувшись, Яромир, прежде чем выброшенное из буйствовавшей напротив стаи вражин копьё не довершило начатое, прервав жизненный путь славного воина; завалившись на бок, светловолосый русич затих навсегда.
– Н-е-е-е-т! – мощный рык потрясённого произошедшим «рыжего медведя», казалось, прогремел на пол-Мирграда. Ратибор за долю секунды понял, что произошло. Друг спас ему жизнь. Ценой собственной. Молодой богатырь без тени сомнений поступил бы так же, если бы мог что-то изменить. Но это было не в его силах. Судьбой оказалось предначертано, чтобы жизнь спасли именно ему. Ну а что творилось в тот момент на сердце и в душе неудержимого гиганта, известно лишь всевидящим божествам. За один день рыжебородый витязь потерял всех: родных, близких, друзей. Всех.