Ратибор. Окталогия
Шрифт:
– До встречи, дружище! Для меня было честью стоять с тобой плечом к плечу! Налей мне там вина чарку, я скоро подгребу на пиршество… – прорычал себе под нос в лютом бешенстве молодой богатырь, ловя на лету брошенный ему Яромиром перед гибелью меч. Рукоять великолепного двуручного палаша, изготовленного могучим кузнецом Градимиром, отцом Ратибора, легла в лапу его сыну как влитая. Присев над павшим товарищем и прикрыв ему глаза ладонью, дюжий ратник выпрямился да пару-другую раз крутанул добрый булат в воздухе, быстро привыкая к отлично сбалансированному клинку. – Идите сюда, шакалята! – зловеще рявкнув свою любимую фразу, «рыжий медведь» без оглядки кинулся на растерянно перетаптывающихся перед ним шалмахов, в первую очередь нацелившись на арбалетчиков, судорожно пытающихся перезарядить самострелы. Стоит
Ратибор остался один. Что, впрочем, ему нисколько не мешало с утроенной энергией уничтожать мельтешащего вокруг него неприятеля. Рыжеволосый берсерк был куда шустрее, ловчее да сильнее любого из противников. А обуявшая его безудержная ярость лишь удесятеряла и так непостижимую мощь молодого богатыря. Меч Яромира творил чудеса, в могучих лапах Ратибора превратившись в невероятно смертоносное оружие. Рыжеволосый витязь, весь в крови, по большей части чужой, без устали уворачивался, резал, блокировал, колол и бил, ловко кружа в залихватском, гибельном для осов танце, грозно сверкая при этом свирепыми синими зеницами. Оппоненты оседали один за другим, кто без головы, кто разрубленный до грудины аль вообще пополам, а кто с выпущенными кишками.
Вот стремительный выпад Ратибора пришёлся в каплевидный щит стоящего перед ним шалмаха. Булатное остриё расщепило обитое металлическими заклёпками дерево, словно нож – масло, споро вонзаясь в грудь опешившего ворога. Мощным пинком ноги отбросив от себя в толпу его же соплеменников повисшего на лезвии, поверженного осляма, рыжеволосый исполин парировал удар ятаганом очередного аскера, ответным взмахом умело вспоров тому живот. После размашистым круговым движением по широкой дуге добрый клинок просвистел в окружившем его плотном скопище врагов, зацепив сразу нескольких супостатов, отсекая кому руку, кому ряху, а кому-то просто снося макушку, как серпом – пшеничные колосья. Что и говорить, жатва у Ратибора выдалась кровавая.
В конце концов, дело приняло довольно неожиданный поворот. В первую очередь для смуглолицых воинов, ведь мрачный рыжеволосый гигант совершил, казалось, невозможное: он в одну моську выбил стаю ослямов из Соловьиного переулка на Торговую аллею. Шалмахи просто не выдержали такого яростного напора одинокого витязя, легко, с презрительным оскалом сминающего их стройные ряды, как папирус, да ломанулись в панике прочь из проулка, осознав, что им ох как хочется жить.
Ратибор тем временем, недобро оскалившись, развернулся да двинулся назад, намереваясь и со второго конца узенькой улочки уже бесповоротно выдавить вражин на Дворцовую площадь, задавшись целью полностью освободить Соловьиный переулок от живых противников.
Страшно хотелось пить, но огромный боец, упрямо стиснув зубы, отогнал от себя возникшее на миг видение с прохладным кувшинчиком кваса и, озираясь по сторонам, упрямо потопал к княжескому терему, неторопливо перешагивая через туловища разбросанных повсюду недругов. Ратибор задержался лишь у тела Яромира, накрыв его попавшимся на глаза, заляпанным багряными пятнами полотняным плащом одного из убитых осов. Затем, с минуту молча постояв над павшим товарищем, отдал тем самым ему последние почести да, тяжело вздохнув, хмуро пошёл дальше, по направлению к Дворцовой площади. Вот уже виднеется напротив и свора испуганно пятящихся «ослов», явно поражённых жутким зрелищем грозно надвигающегося на них могучего окровавленного русича с двуручным мечом наперевес.
«Сейчас я вам, козлятки, рога-то посшибаю да в задницы вобью…»
– Бросай меч! Или ей конец! – раздался знакомый гортанный голос позади Ратибора, прервав его сумрачные думы. Молодой богатырь удивлённо обернулся. Метрах в семи-восьми от него обозначился не кто иной, как Брадигост собственной персоной. Перед собой он держал за седую копну Перенегу, закрывшись ей, как щитом. У горла старушки трепыхался вострый нож.
– Ну и гнусный же ты червь!.. – презрительно рыкнул Ратибор, правой рукой привычно потянувшись к поясу. Но его ножны оказались пусты. Молодой богатырь зло выругался себе под нос, запоздало вспомнив, что в пылу боя оставил свой тесак в роже одного из лучников. Также и оба чекана, кинутых в телохранителя княгини ещё раньше, на Дворцовой площади, отсутствовали в поясных петлицах. – С бабулями воюешь, псина блохастая?! И как ента ты в одно жало умудрился её схомутать, ума не приложу! Поди, подкрался втихушку, покамест уважаемая дрыхла сном послеобеденным?
– Ратиборушка, сделай милость, сними этому поганцу балду с плеч! – несмотря на своё незавидное положение, боевито проскрипела Перенега. – А то у него из пасти воняет, прям бр-р-р-р! Аж задыхаюсь!.. Воздух только в округе отравляет, опарыш несвежий…
– Обязательно, почтеннейшая! – дюжий ратник сделал осторожный шаг вперёд. – Как только дотянусь до этой наглой морды, так сразу сворочу одним махом, аки глупому гусаку, что щипать удумал за непотребное!..
– На месте стой! По-твоему, я что, шучу? Порежу ведь, не моргнув! – нервозно гыркнул обережник государыни, резко наматывая седые волосы пожилой пленницы на кулак. – Твоё счастье, косолапый, что мне совсем недавно, буквально с полчаса назад велено было попробовать взять тебя живым! Посему не сдохнешь ты тут… Не сейчас, по крайней мере! Ну а возможность приневолить твою рыжую крону, не особо попортив при этом шкуру, как мне видится, лишь одна имеется: смертельная гроза кому-то из твоих близких! Всем план хорош, но тут оказия одна обозначилась: помимо этой коряги древней, у тебя никого и не осталось более из знакомых душ!.. – Брадигост пакостно осклабился. – Вот и пришлось бабку задействовать для твоей поимки!.. Ладно, разоткровенничался… Итак, булат на мостовую, рыжий! Коль сложишь оружие и прекратишь трепыхаться, сохраню её белёсую маковку в целости, обещаю!
– А не боишься, коль чего случится с ней, я ж сигану да дотянусь до тебя, вонючая харя! – Ратибор кипел от бессильной ярости.
– Не-а, как-то не боязно! Обернись! – Брадигост гадливо улыбнулся. – Допрыгнуть не успеешь!..
– Вот дерьмоглоты!.. – молодой богатырь и сам уже заприметил краем глаза у себя за спиной пяток воинов с самострелами, выступивших из подошедшей по новой, замершей в злорадном предвкушении толпы шалмахов, лучами ненависти прожигавших на нём дыры. Споро прицелившись, арбалетчики также застыли в ожидании томительной отмашки. Убить Ратибора стало для подавляющего большинства ослямов навязчивой идеей. Ведь слишком много их собратьев отправил сегодня в подземелье к Ахриману этот «рыжий медведь». Да и сгубивший могучего русича аскер наверняка будет до конца жизни пользоваться всеобщими почётом и уважением, неустанно при этом бахвалясь до излёта дней своих последних, как, проявив недюжинные отвагу с ловкостью, храбро завалил огроменного варвара. То, что это будет сделано, например, с помощью пущенного в спину арбалетного болта, никого из осов не смутило бы ни капли.
– Бросай палаш, бросай!.. – тем временем лезвие ножа слегка чиркнуло по гортани вздрогнувший от боли Перенеги. Порез на шее должен был показать дюжему ратнику: отчаянный душегуб готов на всё и явно не виляет хвостом, пытаясь убедить его, что способен на любую мерзость. Брадигост внимательно смотрел на пребывающего в сомнениях Ратибора, всё никак не решающегося впервые в своей жизни прекратить сопротивление и сдаться в плен. Это претило всему его буйному естеству. – Хоть старуху эту вредную спасёшь сегодня! Хоть кого-то!..
– Даёшь слово, что отпустишь её, ежели я сложу оружие? – чуть подумав, могучий великан облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы и угрюмо вперился в зыркули маячившему напротив неприятелю. Выбор у Ратибора оказался невелик: либо сдаться, сохранив жизнь бабульке, которая знала его с пелёнок, либо попробовать прыгнуть на Брадигоста в чаянии, что тот растеряется да промедлит… Но воин из Змейграда был очень опытным, умелым бойцом, и подобная надежда представлялась крайне слабой. Так рисковать жизнью Перенеги «рыжий медведь» не мог. Не имел права. Ведь его оппонент верно заметил: окромя этой, порой надоедливо брюзжащей, пигалицы у него никого и не осталось.