Равновесие Парето

Бурмистров Денис Евгеньевич

— Это, ежели скучно будет, ты заходи. Квартира 54. У меня водка есть хорошая. Я тебе про спасателей расскажу. Меня Ильей зовут.

— Игорь, — скорее по привычке, чем из желания познакомиться, представился я. — А что про спасателей рассказывать?

— Э, брат, ты не знаешь, — многозначительно кивнул мне Илья. — Я тебе такое расскажу, я такое слышал! Ну, надумаешь, заходи. Я допоздна не ложусь.

Дорога до кладбища оказалась длиннее, чем я предполагал. Шагая по прямой, как стрела, пустынной улицы, я то и дело поднимал глаза чуть вверх и разглядывал стену гор. Столь необычное зрелище, сколь

и грандиозное. Словно сама земля вздыбилась, преграждаю путь дальше, упираясь в низкие небеса рваными краями оторванного полотна. Если напрячь зрение, то можно разглядеть трещины, узкие карнизы, выпирающие валуны. Редкие зеленые островки, которые словно сыпь разбросаны по склону, наверняка вблизи представляют собой жалкое зрелище из жмущегося к камням вьюна и пожухлого мха. Да и склон, видимо, отвесный, ни одной тропинки я разглядеть не смог.

А венчает края этого гигантского природного стакана острые пики, похожие на акульи зубы разной величины, от совсем мелких, до поистине гигантских. Там, на самой вершине, они темно-серые, почти черные, обтесанные сильными ветрами, дождем и эрозией. Сегодня я впервые вижу их, облака поднялись выше, чем накануне.

Интересно, обвалы случались? Ведь сорвавшиеся с гор камни должны падать вниз, прямо на город.

Неожиданно асфальт сменился лежащими вплотную друг к другу бетонными плитами, а вместе с асфальтов вдруг закончились и дома. Вот я иду по городской улице, а вот уже оказался на загородной дороге. Я даже остановился, чтобы посмотреть на эту картину.

Теперь дома виделись мне корешками гигантских книг, стоящие ровным рядом на полке. Неизвестные мне архитекторы, словно под штамповку возводящие одинаковые панельные жилища, будто дошли до некоей линии, а потом сказали себе «Стоп». И теперь начиная от этой линии домов и, я так понял, до подошвы горы, простиралось неухоженное, в холмиках, поле. Жесткая трава, корявые кусты, бросающийся в глаза тут и там мусор, еле заметные дорожки — такие места называют пустырями. А как еще назвать место в городе, на котором ничего не построено?

Я насчитал порядка шести домов влево и четыре вправо. С левой стороны из-за домов выглядывала крыша какого-то навеса, обтянутого сеткой-рабицей, в правую сторону взгляд упирался в большой металлический ангар.

А прямо передо мной, в конце бетонной дороги, виднелось некая территория, обнесенная забором из любимых здесь строительных плит. Над забором поднималась черная труба котельной. По крайней мере, у нас в старых дворах были такие трубы, когда еще не было центрального отопления. Рядом с этой трубой обязательно должна стоять такая невзрачная будочка с тяжелой дверью, обитая листовым железом. И с надписью: «Посторонним не входить».

Бетонка упиралась в ворота, в которых я разглядел открытую дверь.

Наверное, это и есть кладбище. Какое-то оно маленькое, словно деревенское. Или они тела увозят на так называемую Большую Землю? Впрочем, все равно, слишком близко от города. Могли бы дальше, к горам перенести. Потому как, несмотря на кажущуюся близость огромной стены, видно, что расстояние еще приличное.

На воротах аккуратными прописными буквами было выведено: «Кладбище. Крематорий. Котельная № 3». Я на секунду остановился, переводя дух, оглянулся на пройденный путь. Давненько ты на такие расстояния не ходил, Игорь Витальевич, давненько. Ноги гудят, во рту пересохло. Ботинки по приезду домой придется выбросить, поистоптал я офисные «натуральные кожаные, остроносые».

Я несколько раз вдохнул-выдохнул и вошел-таки на погост.

Территория и впрямь оказалась небольшой. Широкий подъезд бетонки пересекал кладбище, как бы разделяя его на две части, заканчивалась у крыльца приземистого одноэтажного здания из красного кирпича с более высокой пристройкой. Из крыши этой пристройки как раз и торчала черная труба. Само же здание фасадом упиралось в противоположную сторону забора.

А по обе стороны дороги находились холмики могил. Над одними, и таких было большинство, высились узкие пирамиды со звездами на шпиле, над другими возвышались кресты. Было и несколько с мусульманских полумесяцев, но совсем чуть. Могил я навскидку насчитал от силы сотню, не больше.

Я сошел с дороги, побрел вдоль первого ряда. Нужно посмотреть по годам захоронений, понять, где более свежие могилы.

Несмотря на кажущееся на первый взгляд запустенье, кладбище было ухоженным. Дорожки чисто подметены, низенькие оградки выкрашены в черный цвет. Ни одного покосившегося надгробия или заброшенной могилы. Нет ни вычурных памятников с помпезными надписями, ни кричащих мавзолеев с дорогой лепниной или иной внешней шелухи, встречаемой в некрополях возле больших городов. Нет того внешнего пафоса который, по сути, ни умершему, ни его родственникам уже не нужен. На этом кладбище все аккуратно, скромно и достойно.

Мимо проплывали даты и лица со старых фото в овальных рамках. Незнакомые люди, неизвестные судьбы. Первые покорители этого каменного котла? Первые шахтеры? Как бы там ни было, Денис лежит не здесь, числа на надгробиях указывали на середину семидесятых годов.

Я свернул на соседнюю дорожку, пошел в обратную сторону. 74-й, 76-й, 79-й, 81-й, 82-й… Все не то, все могилы слишком старые. Может, с другой стороны дороги стоит поискать?

— Вам помочь, молодой человек? — окликнул меня скрипучий голос.

Я поднял голову и оглянулся.

На дороге, недалеко от крыльца, стоял старик. Седой, возрастом даже старше Степанова, он опирался на вычурную трость с набалдашником в виде кабаньей головы. Под распахнутым на груди серым ватником виднелся бледно-синий выцветший свитер. На ногах были не виданные мною с детства рейтузы «три пузыря» и тапки-вьетнамки.

Вид старик имел самый заинтересованный.

— Доброго дня, — кивнул я ему, приближаясь. — Вы здесь работаете?

— Смотритель кладбища с 1985 года, — нараспев ответил старик и театрально кивнул. — Гвизда Рай Терентьевич, к вашим услугам. С кем имею?

— Эмм, — я даже растерялся от такого тона беседы. — Ермаков Игорь.

— А я вас, позвольте, не знаю, — старик ткнул в мою сторону тростью, — Приезжий?

— Приезжий, — согласился я. Ох, странный народец остался в Славинске. Все нормальные уже уехали, что ли?

— Вот ведь, — старик вновь упер трость в землю, пожевал губы. — Думал, не приезжают к нам более с Большой Земли. Как шахты иссякли, так и приезжие закончились. Зато все стали уезжающими и отбывающими.

— А как же спасатели?