Шрифт:
– Ура! Я лечу в Солсбери! Волшебное слово! Солсбери! Для меня это как «Крекс, пекс, фекс!» для Буратино. Это исполнение самой заветной, потаенной мечты. Я лечу в рай для белого человека. И ничего, что бортпроводница по радио сказала «Салишбури», оно и понятно, ведь летим-то мы из Мапуту, столицы Мозамбика, где делали пересадку, а тут все изъясняются по-португальски. Так даже лучше, так загадочнее, так уж совсем по-иностранному, мы ведь за границей. За границей, но не за гранью добра и зла. Мы летим в сказку. Она наконец-то стала
В детстве я не любила читать, но очень любила карикатуры. Их в нашей прессе было навалом, особенно политических. Я в политике разбиралась как свинья в апельсинах, но карикатуры мне нравились тем, что там все было утрированным. Посмотришь – и сразу поймешь: вот это хороший человек, а это – гад. Когда мне было лет пять, у нас в газетах часто печатали карикатуры по поводу бесчинств колонизаторов в Африке. На картинке обычно изображали мерзкого мужичонку в трусах (слова «шорты» тогда в русском языке не было), гольфах, пробковом шлеме и с хлыстом в руке. Мужичонка угрожал хлыстом очень симпатичному африканцу, этакому повзрослевшему Максимке. Максимка стоял на коленях и защищал лицо от хлыста мерзкого мужичонки. Я думаю, что ничего объяснять о нашем отношении к колонизаторам не надо, все понятно даже пятилетнему ребенку. Африканец – жертва происков мерзкого белого человека.
Но почему же мне, пятилетней дурочке, еще тогда страшно захотелось попасть в эту страну? Защищать африканца? Ни боже мой! Меня волновал дядька с хлыстом. Мне было интересно узнать, где же это можно так запросто разгуливать по улицам с хлыстом и насаждать свою волю. Вслух, разумеется, этот свой интерес я не озвучивала. Дура дурой, а тут ума хватило. Тем более, что в СССР как раз прошел Всемирный Фестиваль молодежи, и все братались прямо на улицах с африканцами, азиатами, латиноамериканцами, а уж пресса просто пузырилась восторженными эпитетами в адрес развивающихся народов. А мне вот, неразумной, подавай в друзья белого дядьку с хлыстом. Я в том нежном возрасте еще не читала Киплинга, ничего не знала о его призыве терпеливо нести «бремя белых», но что-то мне подсказывало, что в реальной жизни все не так просто, как на карикатуре в газете «Правда».
Потом в школе и университете на комсомольских собраниях и на уроках истории я сама бодро клеймила позором деятельность империалистов в Африке и в частности антинародный режим Яна Смита в Родезии, прославившийся геноцидом и апартеидом. Слова-то какие! Их все твердили, а смысл мало кто понимал. Знали только, что произносить их надо с негодованием. А я понимала, потому что со второго класса учила английский язык. Учила старательно, тайно надеясь, что придет время, и я поеду в эту сказочную страну, где белые дядьки с волосатыми ногами ходят в коротких штанах, пробковых шлемах и с хлыстом. К тому времени, как я начала овладевать английским языком, я уже прочитала «Копи царя Соломона» и знала, что африканцы не столь милы и безобидны, как было нарисовано на наших карикатурах. Знала, что белому человеку надо быть большим авантюристом, чтобы сунуться в недра африканской жизни, и понимала, что без огнестрельного оружия там делать просто нечего. Без огнестрельного оружия тебя там вульгарно съедят. А тут дяденька просто с хлыстом, как укротитель в цирке. Да он храбрец! Рисковый малый! Я таких уважаю.
Как я потом узнала, Ян Смит, которого у нас на карикатурах изображали мерзким уродом с хлыстом, на самом деле был летчиком, служил в британских ВВС, во время войны отважно сражался против фашистской Германии, неоднократно был сбит, лечился от полученных ран, а однажды даже попал к партизанам. Короче – герой, а не мучитель людей. И не просто герой, а личность. Ведь он, став премьер министром Родезии взял и объявил Соединенному королевству, что Родезия больше не желает быть его колонией, и по сему провозглашает себя независимым государством. Кроме барона Мюнхаузена, никто и никогда Британии подобных заявлений не делал. И такого человека изображать чуть ли не людоедом? Тут что-то не так.
Но я отвлеклась от главной темы, от ликования по поводу сбывшейся мечты. Ведь я еду в Солсбери, столицу Южной Родезии, детища незабвенного Сесиля Родса. Правда государство уже называется по-другому. Теперь это Зимбабве. В стране долго шла буча. Местное население стало наступать на белых почему-то не единым фронтом, а двумя плохо уживающимися между собой фронтами. Чтобы избежать большого кровопролития англичане как-то сумели урегулировать вопрос передачи власти местному населению, наобещав ему кучу всяких благ в будущем. Режим апартеида пал. Яна Смита отправили … всего лишь в отставку, а ни в какую не в тюрьму или ссылку. А вы, дорогой читатель, что подумали? Думаете, там у них все так же, как у нас? Ничего подобного! Изувер, Ян Смит, получив отставку, удалился к себе на ферму, где стал спокойно жить. Он разъезжал по стране на стареньком потрепанном автомобильчике без охраны, и никто из угнетаемых им ранее ни разу даже не попытался сделать ему какую-нибудь пакость. Забегая вперед скажу, что я неоднократно стояла рядом с ним в очереди в кассу в простом супермаркете.
Во главе государства встал Роберт Мугабе, лидер народного фронта ЗАНУ (Африканский национальный союз Зимбабве). Этот народный фронт отражал интересы племени шона. Победа Мугабе стала большим сюрпризом как для англичан с юаровцами, так и для наших руководителей. Все делали ставку на лидера второго народного фронта, ЗАПУ. Ведь исторически сложилось так, что в стране всегда верховодили зулусы, а мелкие кривоногие угольки шона были у них на посылках. В ЗАПУ главным был Джошуа Нкомо, здоровенный толстяк с грушевидным лицом и чуть раскосыми глазами, представитель народности ндебеле. Встает естественный вопрос, почему население, столь жестоко угнетаемое былым меньшинством, не стало наступать на своего угнетателя единым фронтом, а разделилось на два лагеря? Да все по той же причине, по какой эти белые в свое время установили в стране жесточайший режим. Англичане хотели силой заставить местное население вести себя цивильно. Спокойно жить и работать, а не лезть в драку по любому поводу.
Конец ознакомительного фрагмента.