Рай для закалённых
Шрифт:
Группа Алекса вернулась в класс. Из-под удовлетворенных улыбок проглядывала досада - что-то пошло не так, и их проект был принят, но не безоговорочно. Собравшись плотной кучкой, одноклассники тихо обсуждали недочет.
Ушла группа Наташи.
Мне показалось, что девочки пробыли у директора совсем недолго, когда в класс заглянула Ксандрия и, не отходя от двери, позвала меня. Мысленно. Очень строго.
Только успев сказать Веронике, что вызвана классной, предчувствуя что-то нехорошее, я пошла за Ксандрией. Она показала рукой на свой кабинет, пропустила меня вперед, вошла следом и плотно закрыла дверь - все с таким видом, будто происходит какое-то суперважное событие.
– Присядь, Лора, - предложила она.
Я устроилась на краешке кресла для посетителей, лихорадочно соображая, что такое эпохальное может быть связано с моей персоной.
Заняв свое место за столом, Ксандрия повернула ко мне монитор компьютера.
– Я покажу запись уличной камеры, сделанную прошлой ночью, - сообщила она и нажала ухоженным ногтем на кнопку манипулятора.
На мониторе развернулась сумеречная черно-белая картина: перекресток трасс и сидящий в огромном оконном проеме углового здания человеческий силуэт. А что? Это разве правонарушение? Возле окна опускается мотоцикл, с которого сходит второй силуэт, чтобы подойти к первому. Недолго поговорив, оба силуэта садятся на мотоцикл и уезжают.
Я перевела глаза на Ксандрию.
– Это была ты, правда?
– выдерживая значительный тон, спросила она.
– Служба общественной охраны пришла к выводу, что на записи - несовершеннолетняя, и разослала ее по всем школам. Я уверена, что это ты.
– Я, - растерянно подтвердила я и, не выдержав пристального, анализирующего взгляда, добавила: - А разве нельзя гулять по ночам? Раньше я гуляла. Нельзя сидеть на витринах магазинов? Нельзя сидеть именно на этой витрине?
Взгляд Ксандрии смягчился и стал обеспокоенно-заботливым.
– Ты знаешь, что была на волосок от гибели?
Ух, как патетично!
– Я знаю, - начиная злиться, ответила я, - что в тот момент было отключено отопление.
– Верно, - кивнула Ксандрия.
– Почему же ты находилась на улице?
– Мне не было об этом известно.
– Почему же тебя не предупредил твой отец?
– Потому что когда я уходила из дома, об этом еще никто не знал.
– Почему он не предупредил тебя, когда узнал?
– Я оставила телефон.
– Почему? Ведь ты не забыла, ты именно оставила - часы у тебя на руке, а телефон из них ты достала.
– Я не хотела разговаривать с отцом и мачехой.
– Почему?
Это очередное "почему" прозвучало уже издевательски, и даже сочувственный взгляд не сгладил раздражение от него. Разве не понятно?
– Потому что я поссорилась с мачехой.
Ксандрия сделала паузу. Поджав губы, она уставилась на компьютерный манипулятор, подумала с минуту, а потом снова заговорила, теперь тихо и доверительно:
– Что же это за ссора, обидевшая тебя так, что ты умчалась в ночь, решив разорвать все связи с родными?
– Я ничего тогда не решила, я просто обиделась...
– запротестовала я. Произнесенные Ксандрией слова прозвучали настолько тяжело, словно у меня действительно, навсегда, не было уже семьи.
– Чем она тебя обидела?
Ксандрия была строгим классным руководителем, но ни разу меня не подводила. Еще года три назад я часто обращалась к ней за советом и ценила ее мнение, и сейчас вдруг подумала, что она сможет мне помочь.
– Медея сказала, что меня не должно быть в ее семье. Что я паразитка и мешаю отцу быть счастливым с его женой и сыном.
Ксандрия замерла. Ее глаза на секунду расширились и остекленели.
– А... раньше она когда-нибудь так говорила?
– Нет. У нас всегда были очень хорошие отношения. Мы обе были более близки друг с другом, чем с отцом.
Ксандрия испустила тяжелый вздох.
– То есть, так внезапно. А ты, может быть, чем-то ее зацепила?
– Не знаю. Она заявила, что я должна была прибрать на чердаке и в подвале, я ответила, что впервые об этом слышу, и что прибрала бы, если бы она мне об этом сказала, и если бы я была меньше, чем сейчас, в зачетную неделю, занята. И тут понеслось: оказалось, что я корчу из себя Золушку, и о Медее из-за меня плохо думают знакомые, что на меня уходят все папины деньги, а ей и Давиду достаются объедки и прочее... В общем, бред.
Ксандрия насторожилась.
– Но ты, я надеюсь, ничего такого не сказала? Не дала понять, что ее умственные способности намного ниже твоих?
Тяжело это - хранить тайну от целого поколения. Ох, тяжело. А еще тяжелее - следить, чтобы и другие ее хранили.
– Нет. Я помню всё, что должна, и я на самом деле, искренне, считаю, что ум - не самое главное в человеке, и уважаю старших за их нравственные качества. Они ничем не хуже нас, а разница между нами обусловлена лишь тем, что нам посчастливилось в детстве научиться управлять мыслями.
Ксандрия смотрела внимательно, анализируя мою искренность. Пусть. Тут не подкопаться.
– Конечно, - медленно подытожила она.
– И надо не забывать, что тайну от них мы храним вынужденно - только чтобы о наших возможностях не узнали, и нас не испугались в других странах. Со страха люди способны на любое зло, а мы пока недостаточно сильны. Нас пока мало. Где ты провела эту ночь?
Ой, как же мне не хочется раскрывать Ксандрии свою жизнь...
– У Кастора.
– Это тот молодой человек, который сказал тебе об отключении?
– Да.
– Он тебя не обидел?
– Нет.
– А сегодня где будешь?
– У Вероники.
– Хорошо. В случае чего, обращайся ко мне. Что-нибудь придумаем.
– Спасибо.
– Можешь идти.
Чувствуя себя так, словно пробежала дистанцию, я вернулась в класс.
Вероники не было. Увидев мое окаменевшее лицо, Светлана сказала:
– Ей буквально пять минут назад позвонила мама, и она умчалась, даже ни с кем не попрощавшись - вроде, что-то с папой случилось.