Рай для закалённых
Шрифт:
– А разве я должна вам рассказывать?
– в точности копируя тон папы, спросила она.
Ксандрия прикрыла глаза, что означало: "Терпение, только терпение" - и задала вопрос иначе:
– Медея, вы сказали Лоре в категоричной форме, что ее присутствие в вашем доме нежелательно?
Папа медленно повернул голову к жене.
– Да! Сказала!
– заявила она.
Папа беззвучно шевельнул губами, но я расслышала: "Почему?".
– И не жалеете об этом?
– недоверчиво поинтересовался член комиссии.
Медея колебалась. Так просто и понятно было бы ответить: "Жалею", - и все бы закончилось, вернулся бы прежний счастливый мир, не всегда идеальная, но крепкая и любящая семья...
– Не жалею.
Что?
– Я просто устала терпеть. Я вышла за Виктора, а не за его прежнюю семью. Целых шесть лет я мирилась с постоянным присутствием в своей жизни двух посторонних людей, и только два года назад от нас наконец съехал его старший сын - какое это было облегчение... словно тяжелый груз сбросила. Но еще два года терпеть его дочь... Не хочу! Не хочу!
Что?
– Что ж в ней такого... что трудно терпеть?
– тихо спросил доктор Вильгельм.
– Да казалось бы ничего, - стервозным тоном охотно ответила Медея.
– Но мне надоело считаться с ее мнением о том, что готовить на ужин, куда отправиться в выходные и какого цвета вешать шторы на кухне. И деньги. Виктор полгода не мог купить мне новый телефон, хотя такие у всех наших знакомых уже давно были, потому что Лорочке, видите ли, то такая примочка к компьютеру нужна, то сякая...
Что? Это же ложь...
Папино лицо вытянулось до неузнаваемости. Он не мог жениться на такой женщине.
– Простите, а вы где работаете?
– зачем-то спросила Ксандрия.
Она знала ответ.
– Нигде. Я воспитываю сына!
– высокомерно ответила Медея.
– Семилетнего?
– сверившись с повесткой, уточнил чужой член комиссии.
– Уже третий год посещающего образовательное учреждение по полному учебному режиму?
Медея не потеряла тон:
– А как же? У нас дом, как у любой приличной семьи. Сколько нужно времени и сил, чтобы его содержать в порядке, вам известно? А детям для правильного развития требуется идеальная чистота! Когда мне работать? Однако социальной нормы на потребности современной женщины не хватает.
Что за бред? Она что, роль выучила и теперь ее играет?
Какого-то места работы у Медеи нет - это правда, но она занята вовсе не наведением чистоты в доме и не выбором модели телефона. Она проводит праздники, лучшие семейные и дружеские торжества в городе, причем от написания сценария с текстами песен и музыкой до шитья костюмов и оформления залов. У нее всегда отбоя не было от клиентов, и я часто помогала ей в меру своих скромных способностей. Хотя деньги за свои услуги она брала небольшие, но на "потребности" хватало, и она никогда не просила их у мужа.
Зачем она лжет? Зачем выставляет себя тем, кем не является?
– Гм, ну, понятно, - промямлил директор Джана.
– Остался вопрос к Виктору Клауди: вы слышали, что позавчера ваша жена говорила вашей дочери?
– Нет, не слышал, - тяжелым, мрачным голосом сказал папа.
– Разве она говорила тихо? Не так, как сейчас?
Папа был в растерянности - только этим можно объяснить его ответ:
– Она кричала. Лора тоже кричала. Я закрыл дверь, чтобы не слышать. Не выношу, когда кричат.
Ну вот, теперь в глазах комиссии он не только равнодушен к дочери, но и малодушен по жизни. Совсем никакой.
Выдержав паузу, члены комиссии стали совещаться. Поскольку двое чужих не были телепатами, вся комиссия совещалась "звуком", то есть шепотом, и я могла бы расслышать, что они говорили. Но я была оглушена происходящим и в прямом, и в переносном смыслах, поэтому вердикт комиссии обрушился на меня, как удар молнии.
– Комиссии сложившаяся в семье Клауди ситуация видится совершенно определенной, - размеренно, скорбно сообщил директор.
– Связь несовершеннолетней с единственным родителем утрачена, атмосфера дома вокруг нее враждебная. Единственным возможным способом урегулирования является признание того, что уже произошло. Итак, установив обстоятельства дела, комиссия по делам несовершеннолетних постановляет: Виктора Клауди лишить родительских прав и освободить от родительских обязанностей в отношении его дочери Лоры Глории Клауди. Содержание семьи пересчитать, исходя из социальной нормы на трех человек.
Только через минуту я заметила, что стою на ногах и не дышу.
– Лора, ты в порядке?
– ненатурально встревоженно спросила Ксандрия.
– Сейчас пройдет, - ласково заверил доктор Вильгельм.
– Осталось решить только вопрос о дальнейшем устройстве судьбы Лоры, - продолжил Джана.
– Есть предложения?
– Ну, - подал голос чужак.
– Обычно устраиваем к родственникам, но, судя по повестке заседания, у Лоры Глории родственник только один - Александр Клауди, старший брат. Совершеннолетний...
– Лора, скажи, - вдруг перебила Ксандрия, - почему ты не отправилась к Саше, когда услышала об отключении отопления?
К Саше? В казарму? Даже в голову не пришло. У нас хорошие отношения, и я навещала его примерно раза три с тех пор, как он от нас уехал, но проводила там обычно не больше чем полчаса. Остаться в казарме на ночь по моим представлениям о нормальном было невозможно - уж слишком образ жизни Саши и его друзей отличался от того, в котором мне было комфортно.
Я промолчала.
– Ясно, - подвел итог доктор Вильгельм.
– И по нашему вызову Александр Клауди не явился. Эта семейная связь тоже разорвана. Что остается?
– Кто, - возмущенно поправила его Ксандрия.
– Жизнь все решила за нас. Если я не ошибаюсь, Лора две ночи подряд провела дома у Кастора Линсея по его приглашению и уже вполне там освоилась. Учитывая общественную активность и положительный опыт в попечительстве, предлагаю назначить Кастора Линсея опекуном Лоры Клауди.
Мы с Кастором уставились друг на друга одинаково потрясенными глазами. Он медленно встал.