Рай для закалённых
Шрифт:
Контрабанда наркотиков? Тайный ввоз? Зачем наркотики ввозить тайно? Средства, вызывающие опьянение, хоть алкогольное, хоть наркотическое, в Нашей Стране продаются свободно, как продукты, только что небесплатно, почему их вообще надо запрещать? У нас считается, что каждый человек сам решает, превращаться ему в дурачка, или нет. Только тем, кто становится агрессивным под воздействием алкоголя или наркотиков, вживляют специальные устройства, контролирующие поведение - и никто не страдает. Зависимых нет.
Расстрел?
Рассказ стариков меня потряс, и, чтобы прийти в себя, я в "тишине" предложила Веронике обменяться пропущенными сеансами. Получая уроки, я смогла немного успокоиться и заставить себя принять всю полученную информацию, как данность, хотя понимала, что еще не раз буду возвращаться к ней, чтобы осознать до конца.
8. Норма
Кастор и вправду приехал домой поздно, когда я уже собиралась спать. Он постучал в дверь спальни, и, когда я ее открыла, внес большую картонную коробку.
– Твое материальное обеспечение, - сказал он, поставив коробку на пол.
– Зачем?
– спросила я.
Кастор открыл верхние створки, и я опустилась рядом с коробкой, чтобы заглянуть внутрь.
– Твой отец не передал тебе твои вещи. Почему - не знаю, и никто не станет это выяснять, просто теперь считается, что у тебя ничего нет.
Опять проскребло: "Почему - не знаю..." Действительно, почему? Потому что ему не хочется тратить свое драгоценное время на сбор и доставку дочериных пожитков? А был бы повод навестить меня и поговорить...
– Все в порядке?
– спросил Кастор.
Меня уже начала нервировать его забота и то, как легко он читает мое настроение.
– Конечно.
– Какие планы на завтра?
Поверх всех прочих вещей в коробке лежала важная мелочь - телефонный модуль и пластиковая карточка с моей фотографией. Телефон я сразу заправила в часы.
– Пойду в школу.
Кастор усмехнулся:
– Очень обяжешь.
– Знаю, - отбила я насмешку.
– Только ради тебя и пойду.
Он метнул на меня быстрый настороженный взгляд и взял карточку.
– Знаешь, что это такое?
Неужели...
– Удостоверение личности?
– Да. По нему ты пока не сможешь тратить свои накопления, но на него теперь будет переводиться социальная норма - деньги, которые раньше получал на твое содержание отец. Их ты сможешь тратить по своему усмотрению.
Ух ты... Конечно,
– Не бойся, - сказал Кастор.
– Социальная норма достаточно большая, и в принципе может уходить в кредит, который ты погасишь из накоплений, когда достигнешь совершеннолетия.
До чего же он чувствителен к эмоциям. Надо контролировать себя в его присутствии - всё, любые проявления настроения.
– Да и здесь, - он кивнул на коробку, - есть все нужные комплекты одежды, какие-то еще средства, даже постельное белье и посуда - тратиться особо не придется. А что касается еды - мой холодильник в твоем распоряжении...
– Можно, я и завтра приготовлю ужин для Ангелины и Георгия?
– перебила я.
Мне хотелось сделать что-то, неожиданное от подопечной, и я этого добилась - Кастор слегка растерялся.
– Ладно, если хочешь. Даже буду признателен - смогу не торопиться с работы, там дел много.
– Вот и договорились.
В этот момент мне пришло в голову, что его, возможно, мучает черное пятно на репутации отца и матери, и я с сочувствием произнесла:
– Георгий рассказал о том, что произошло с твоими родителями.
Он опустил глаза и кивнул. Потом вдруг сел возле меня на пол и тихим, но странно глубоким голосом спросил:
– А что случилось с твоей мамой?
Я ощутила неприятное оцепенение внутри. Знала ведь, что нельзя лезть не в свое дело - так нет, дернуло проявить уважение к чужой памяти!..
– Она тоже умерла?
В голосе Кастора звучал подлинный, настоящий интерес, не имеющий ничего общего с вежливостью. Отмолчаться в ответ было невозможно.
– Нет.
В его взгляде застыло удивление. Я поняла, что он просчитывает варианты, и, чтобы воображение не занесло его слишком далеко, сказала правду:
– Она уехала из Нашей Страны к себе на родину, когда мне было полтора года. Вроде бы, там заболела ее мама, и надо было ухаживать... Но даже после выздоровления мамы она возвращаться не захотела.
Теперь удивление чувствовалось не только во взгляде Кастора - потрясенный, он застыл весь, целиком. Почему-то мои слова прозвучали для него как что-то невозможное, и это уже удивило меня. Ну, да моя мать - редкостная "кукушка", и ее поступок далек от нормального, но так тоже бывает...
– Вы общаетесь?
– спросил Кастор.
Как виртуозно он нащупывает болевые точки. Нарочно, или нет?
Мысли о матери всегда чувствительно обжигали меня, били по щекам, и я научилась их избегать. Но, раз теперь настало время впервые в жизни произнести их вслух...