Рай для закалённых
Шрифт:
– Кастор, - покровительственно улыбнулся директор Джана, - вы согласны быть опекуном этой девушки?
Лишь секунду подумав, Кастор кивнул.
– Согласен.
– Ну вот, - с удовлетворением откидываясь на спинку кресла, подытожил доктор Вильгельм, - все и устроилось самым наилучшим образом.
В этот момент дверь распахнулась, и в зал ворвался запыхавшийся Томас, друг Саши.
– Что здесь происходит?!
– крикнул он.
– Александру Клауди полчаса назад прислали повестку, но он с утра на боевом дежурстве...
В наступившей тишине все взгляды пересеклись на озабоченном лице директора.
– Да это, в общем, уже и не важно, - сказал он и поднялся.
– Заседание закрыто.
5. Соседи
Если бы Кастор не вывел меня наружу, я так и осталась бы стоять в зале статуей. Мы прошли мимо Томаса, чуть не сбив его с ног, и я только успела заметить странное выражение его лица в этот короткий момент. Они с Кастором точно были знакомы раньше.
Но на самом деле мне было не до них обоих. Я хотела проснуться. Я ждала, когда наваждение закончится, откроются глаза и станет окончательно ясно, что все произошедшее - просто нелепый кошмар, следствие нервного напряжения зачетной недели. Но пробуждение не наступало. Нелепый кошмар случился наяву. Тогда мне захотелось заснуть.
– Лора, держись, - слегка тряхнул за плечи Кастор.
Я вдохнула.
Мы стояли у школьного крыльца, на переднем дворе, куда из школы выходили люди. Папа и Медея уже были в своей машине, но пока не уезжали. Я заставила себя посмотреть на них: Медея застыла на переднем сиденье, закрыв глаза, а папа испытующе рассматривал нас с Кастором. Может, еще есть надежда? Не в моих силах подойти к машине и сесть на свое обычное место за Медеей, но он-то может выйти и хоть что-нибудь сказать мне... Если на самом деле не хочет потерять.
Он медлил. Вероникина мама как-то обронила, что мужчинам в действительности не нужны дети - они лишь принимают их, как условие сытой семейной жизни, поставленное женой, но подсознательно стремятся от них освободиться. Похоже, именно такое освобождение и происходило сейчас для моего отца.
– Пойдем домой, - сказал Кастор.
Больше ничего не оставалось.
Стоп! А Игорь?
Я мысленно позвала его, но он не отозвался.
– Я приду... попозже, - ответила я Кастору.
Игорь единственный мог сказать сейчас, что жизнь не кончилась, и что-то хорошее еще обязательно случится. Я повторила зов.
Кастор отвернулся, приложив к уху телефон. Я увидела, что папиной машины уже нет - они тихо уехали, так ничего и не сказав. Кажется, земля покачнулась... Землетрясение? Нет, голову повело.
Вдруг откликнулся Игорь: "Сегодня не получится, извини". И всё. Без объяснений. Тот, кто был нужен больше всего, отмахнулся от меня, как от назойливого насекомого.
– Идем, - повторил Кастор, будто не услышал мой ответ.
Через полчаса я вновь сидела на его кухне, сжимая в ладонях чашку с горячим морсом.
В голове крутился вопрос: что во всей этой истории особенно не так?
Вроде бы, виновник моего несчастья очевиден - Медея, - но почему тогда фальшивила Ксандрия? Почему директор Джана избегал на меня смотреть? Где заблудилась Сашина повестка? Какое это все имеет значение?
Никакого. Об этом бесполезно даже думать, ведь через Медею не перешагнуть.
Кастор стоял у окна и смотрел на улицу.
– Тебе не надо на работу?
– очнулась я.
– Нет, сегодня больше не надо, - вздохнув, ответил он.
И меня в своем доме ему совершенно не надо... И я прекрасно понимаю, почему он все-таки согласился быть моим опекуном - по той же причине, по которой привел сюда два дня назад - он слишком ответственный. Вопроса: "Кто, если не я?" - для него даже не существует.
...Так ведь и мне не надо. Разве я одна не проживу?
– Эмансипация. У меня должно быть достаточно денег на счете, чтобы снять жилье.
Кастор холодно пожал плечами.
– Эмансипированным не приходится платить за жилье - если, конечно, их устраивает однокомнатная квартира, которую предоставляет государство. Она входит в гарантированную социальную норму взрослого человека.
О. Это же чудесно. И не нужен мне никто. Если станет скучно, в крайнем случае заведу кошку.
– А что нужно для эмансипации?
Кастор повернулся ко мне.
– Только удостоверение личности и заявление, которое подается в комиссию по делам несовершеннолетних.
Меня передернуло. Впрочем, еще один контакт с этой "душевной" компанией я бы пережила... Но Кастор положил конец зародившейся мечте:
– Уже поздно. Законодательство Нашей Страны не предусматривает возможности эмансипации подопечных. Это выход из родительской семьи, который для тебя уже состоялся.
Я непроизвольно застонала.
– Что же делать?!
Кастор сел за стол напротив меня.
– Зачем?
Он с интересом смотрел прямо в глаза.
Я нервно хмыкнула.
– У тебя на лице написано, что я здесь лишняя.
Кастор улыбнулся краем рта.
– Странно. Раньше мое лицо меня не подводило. На нем должно быть написано, что я не представляю, как быть опекуном шестнадцатилетней девушки. На нем должен быть написан вопрос: зачем вообще опекать человека, который уже повзрослел? Разве что формально.
– Мне почти два года придется прожить в твоем доме.
– Не вижу в этом проблемы.
– А тебя не злит, как с тобой обошлись? Тебе же не оставили выбора!
– Вот еще. Выбор у меня был, и до сих пор есть. А уверенность комиссии в том, что задача решена наилучшим образом... забавна своей наивностью.
Что он делает? Он точно пытается повлиять на мое отношение к ситуации, в которой мы оба оказались, но куда он меня толкает?
Впрочем, скорее не толкает, а пытается удержать - вокруг меня пропасть, и я не знаю, куда шагать, чтобы не свалиться. Паника - вот что я чувствую. А почему? Много ли я потеряла? Много ли места в моей жизни занимала семья, которая даже не знала обо мне самого главного - чем и как я занимаюсь? Почему-то много.