Рай. Том 1
Шрифт:
На шестидесятом этаже секретарь в приемной говорила по телефону и слушала, что объясняет охранник в униформе, выполнявший также обязанности секретаря в вестибюле на первом этаже. Повесив трубку, Валери подошла к секретарше, сидевшей справа.
— Пит Дункан сказал, что серебряный лимузин только что свернул к гаражу, — прошептала она. — По-видимому, это Фаррел.
— Должно быть, серебряный цвет — его любимый, — ответила Джоанна, бросив многозначительный взгляд на серебряную табличку с эмблемой «Интеркорпа», висевшую на стене, отделанной панелями розового дерева.
Две недели спустя после перехода «Хаскелл»в руки Фаррела появилась бригада
Валери и Джоанна, как и другие секретари на этаже, к этому времени успели хорошо узнать не только капризы и прихоти Мэтта, но и его репутацию безжалостного, жестокого человека. Через несколько дней после того, как компания влилась в «Интеркорп», президент мистер Берн Хаскелл был вынужден раньше времени уйти на покой, как, впрочем, и два старших вице-президента, один из которых был сыном Верна Хаскелла, а другой — зятем. Еще один вице-президент отказался подать в отставку и был уволен. Теперь их кабинеты, расположенные на этом этаже, но в противоположном конце здания, были отданы троим приспешникам Фаррела. Еще трое его людей находились где-то в здании, без сомнения, шпионили за всеми, и если верить слухам, задавали всякого рода нескромные вопросы и составляли списки, скорее всего тех, кого предполагали уволить в ближайшее время.
В довершение всего оказалось, что выживали не только старших администраторов. Секретарю мистера Хаскелла предложили на выбор: работать на одного из служащих рангом пониже или уволиться, и все потому, что Мэтью Фаррел настоял на приезде собственного секретаря из Калифорнии. Это вызвало настоящий фурор и новую вспышку неприязни, среди оставшихся исполнительных секретарей, но трудно описать их чувства при встрече с секретарем Фаррела. Элинор Стерн оказалась тощей, как палка, негнущейся особой с жесткими проволочными волосами, да к тому же настоящей тираншей и пронырой, стерегущей остальных, словно ястреб, и все еще употреблявшей такие слова, как «наглость»и «приличия». Она приходила в офис раньше и уходила позже всех, а когда дверь в ее кабинет была открыта, что случалось довольно часто, могла слышать самый тихий смех или шепот. В таких случаях Элинор поднималась и вставала в дверях с видом разгневанного сержанта до тех пор, пока неуместная болтовня не стихала, а виновные не начинали смущенно ежиться. Именно поэтому Валери подавила вполне естественное желание сообщить остальным секретарям о приезде Фаррела, чтобы те под каким-нибудь предлогом смогли взглянуть на нового босса.
Популярные журналы и желтая пресса представляли его красивым, проницательным мужчиной с утонченным вкусом, который водит компанию исключительно с кинозвездами и европейскими аристократками. «Уолл-стрит джорнэл» писал о нем как о «корпоративном гении, наделенном прикосновением Мидаса». Мистер Хаскелл в день своего ухода обозвал Фаррела «наглым подонком с инстинктами акулы и моралью мародерствующего волка». Джоанна и Валери с нетерпением ожидали его появления, готовые возненавидеть нового босса с первого взгляда. Так оно и случилось.
Тихий звонок лифта прозвучал в безмолвии приемной оглушительным гонгом. Появился Мэтью Фаррел, и атмосфера неожиданно оказалась словно пронизанной электрическим напряжением — так велика была излучаемая им энергия. Загорелый, атлетически сложенный, он быстро направился к ним, размахивая портфелем и читая на ходу отчет. Через руку было перекинуто бежевое кашемировое пальто. Валери нерешительно встала.
— Добрый день, мистер Фаррел, — пролепетала она, но за все усилия получила в награду лишь равнодушный взгляд холодных серых глаз. Короткий кивок — и он исчез, словно ветер, неудержимый, сильный и совершенно равнодушный к простым смертным вроде Валери и Джоанны.
Мэтт уже был здесь раньше, на одном из вечерних совещаний, и поэтому безошибочно отыскал офис, принадлежавший раньше Хаскеллу. Только закрыв за собой дверь, он поднял глаза от отчета и рассеянно взглянул на свою секретаршу, служившую у него уже девять долгих лет. Они не поздоровались, не поболтали о пустяках — такое было не в их обычае.
— Ну как дела?
— Прекрасно, — ответила Элинор Стерн.
— Повестка совещания готова? — добавил Мэтт, уже направляясь к высоким двойным дверям из розового дерева, ведущим в его кабинет.
— Конечно, — кивнула Элинор в столь же деловой манере.
Они были идеальной парой и прекрасно подходили друг к другу с самого начала, с того дня, как Элинор появилась в его офисе вместе с другими двадцатью женщинами, в основном молодыми и привлекательными, присланными из агентства по найму. Утром Мэтт увидел снимок Мередит в журнале «Таун энд кантри», оставленном кем-то в кафетерии. Она лежала на ямайском пляже рядом с известным игроком в поло. В подзаголовке говорилось, что она отправилась на отдых вместе со школьными друзьями. Еще больше ожесточившись и полный решимости достичь успеха, Мэтт начал опрашивать претенденток. Большинство из них оказались пустоголовыми дурочками, открыто флиртующими с будущим шефом, а он был не в том настроении, чтобы выносить чужую глупость или женские уловки. Мэтт отчаянно нуждался в надежном, умном работнике, таком, кто помогал бы ему в стремлении достигнуть самого верха.
Мэтт только что швырнул резюме последней кандидатки в мусорную корзину и, подняв глаза, увидел Элинор Стерн, шагавшую к столу в неуклюжих туфлях на низких каблуках и простом черном костюме. Седеющие волосы были стянуты на затылке строгим узлом. Она сунула ему в руку резюме и в стоическом молчании выждала, пока Мэтт ознакомится с содержащейся в нем информацией. Пятьдесят лет, не замужем, печатает сто двадцать слов в минуту и стенографирует со скоростью сто шестьдесят слов в минуту. Мэтт взглянул на нее, намереваясь о чем-то спросить, но услышал лишь заявление, произнесенное ледяным, настороженным тоном:
— Понимаю, что я на двадцать лет старше, чем те, кто был до меня, и в двадцать раз менее привлекательна. Однако именно потому, что я никогда не считалась красавицей, приходилось полагаться на другие достоинства.
Застигнутый врасплох, Мэтт смог только пролепетать:
— И каковы же эти достоинства?
— — Ум, опыт и умение. Кроме машинописи и стенографии, я еще закончила юридические курсы работников среднего звена и могу быть делопроизводителем и счетоводом. Кроме того, я умею еще кое-что, недоступное нынешним двадцатилетним девицам.