Раз за разом. Doing it All over

Al Steiner

Джек видел мою борьбу, я знаю. Думаю, я выиграл с ним очко или два.

Пока мы сидели, он продолжал объяснять мне тонкости бейсбола, а Нина выглядела скучающей. Его разговор был приправлен случайным «черт возьми», на который всегда отвечала Мэри на кухне, как бы тихо он ни бормотал. Каждое замечание встречалось раздраженным взглядом в сторону кухни.

Когда Мэри позвала нас ужинать, мы сели за стол, Нина села рядом со мной. Мы попробовали деликатно приготовленную и жареную курицу, картофельное пюре с соусом, кукурузу в початках и домашнее печенье. Все

было так прекрасно, как я это помнил. Многие мальчики, впервые обедая с семьей своей девушки, совершают ошибку, съедая только одну порцию, чтобы не выглядеть свиньей. Я ничего подобного не делал. Я ел, пока не наелся, трижды наполняя свою тарелку. Это было нетрудно сделать. Я знал, что заработал несколько баллов с Мэри за это.

Мы, наконец, отодвинули тарелки, и Джек подавил отрыжку, действие, заслужившее ему острый взгляд жены, но без слов.

— Отличный ужин, Маре, — ласково сказал он ей, похлопав себя по животу. «В соответствии с вашими обычными стандартами».

"Я согласен." — вставил я. — Твоя курица была божественной.

"Я рад, что тебе понравилось." Она бесцветно сказала, хотя явно была довольна похвалой. Она встала. «Позвольте мне начать убирать со стола».

Пока она собирала посуду, Джек повернулся ко мне. «Курица хороша». Он сказал мне. «Особенно так, как это делает Мэри, но нет ничего лучше свежего мяса, которое ты сама принесла. Ты любишь оленину?»

"Я не знаю." Я сказал ему. «У меня его никогда не было».

Какое-то время он недоверчиво смотрел на меня. — Ты никогда не ел оленину?

"Никогда." Я сказал ему. «Мой папа не охотится».

— Так у тебя тоже никогда не было лося? — спросил он дальше.

"Никогда."

— Мальчик, — сказал Он. — Вы всю жизнь прожили в Спокане и никогда не пробовали ни оленину, ни лося?

Я покачал головой.

"Удивительно." — сказал он, глядя. — Значит, у тебя нет охотничьего ружья?

«Я никогда в жизни не стрелял из пистолета». Я сказал ему.

"Счет." — сказал он серьезно. «Тебе и мне придется совершить небольшое путешествие в один из этих октября к попрошайничеству. Ты не один из этих чертовых защитников прав животных, не так ли?»

"Разъем." Мэри предупредила из раковины.

"Нет." Я сказал ему, задаваясь вопросом, действительно ли он предлагает взять меня на охоту. Был ли это тот самый человек, который ворвался в мой дом в Новый год? «Полагаю, я никогда раньше не охотился, потому что мой папа никогда раньше не охотился.

Некому было показать мне, как это сделать. Я бы очень хотел научиться, если бы ты научил меня, — сказал я ему.

Он кивнул, улыбаясь. «Первое октября у вас бесплатно, приходите ко мне». Он сказал. «Мы купим вам винтовку и лицензию, и мы пойдем вверх. Я покажу вам, что это такое на самом деле».

«Это будет круто». Я ответил правдиво. «Я буду с нетерпением ждать этого».

«Мне кажется, ты на самом деле начинаешь нравиться маме и папе». Нина сказала мне, когда мы ехали в сторону центра города и здания театра.

"Ага." Я согласился,

положив руку на ее нейлоновое колено. "Странно, не правда ли?"

«Они начинают видеть тебя так же, как я, Билл». Она сказала мне. «Особенно папа».

Я посмотрел на нее. "Я не собираюсь целовать его, не так ли?" Я попросил.

Она усмехнулась. "Кто знает?" Спросила она. «Может быть, он хорошо целуется. Он определенно делал это больше, чем я».

«Ну, может быть, мы сегодня вечером немного поиграем в догонялки». — лукаво предложил я.

"Может быть, мы будем." Она ответила так же лукаво.

Мы оба получили огромное удовольствие от игры. Нина, потому что она впервые увидела спектакль вживую, и потому что история была одновременно романтической и трагической, элементы, которые она любила в своем творчестве. Меня, потому что это был один из моих любимых спектаклей, и потому что я смотрел его с Топалом, русским евреем, сыгравшим роль в фильме, в роли главного героя, чего я никогда не видел в своей прошлой жизни. Актерская игра и пение были великолепны, и к концу у Нины по щекам текли слезы, когда евреи были изгнаны из своей деревни. Мне самой приходилось сдерживать слезы, несмотря на то, что я видел спектакль и фильм много раз до этого.

Мы присоединились к толпе, выходящей из театра, и направились к моей машине, идя рука об руку, рассказывая о том, что мы только что видели, пока шли. Нина говорила и говорила об истории, сюжете, игре, о волнении от просмотра вживую. Я был рад, что был там, чтобы поделиться с ней этим первым опытом, услышать ее реакцию на него.

Когда мы подошли к моему Датсуну, я открыл ей дверь, и она села. Ее юбка снова задралась, достигнув середины бедра. На этот раз не было отца, о котором нужно было думать, и мои глаза упивались видом ее ног, одетых в темный нейлон и чуть раздвинутых. Я чувствовал, как тепло распространяется по разным частям моего тела, когда я был свидетелем этого.

Нина увидела, куда я приклеил глаза, и улыбнулась, скромно одергивая юбку. — На что ВЫ смотрели? — дразняще спросила она.

"Произведение искусства." Я сказал ей, заставив ее покраснеть.

Я сел на свою сторону машины и завел ее, направляясь к автостраде. Моя рука опустилась на ее левое колено, оставив ее только для переключения передач.

"Все еще рано." — сказала мне Нина, взглянув на часы.

Я посмотрел на свой, увидев, что это было вскоре после десяти часов. "Что-то вроде." Я согласился.

"Хорошая ночь." Затем она сказала, глядя на меня, и ее собственная рука опустилась на мое бедро.

"Что это." — ответил я, подавляя улыбку.

Развилась тишина. Наконец она сказала: «Так почему бы нам не найти какое-нибудь приятное местечко, чтобы посидеть немного и просто посмотреть на звезды и луну?»

"Звезды и луна?" — легкомысленно спросил я.

"Да." — твердо сказала она. "Они очень красивые сегодня вечером. Я хотел бы взглянуть на них. Вы, конечно, знаете место, где мы могли бы посмотреть на них наедине".