Разбег и пробежка (сборник)
Шрифт:
Ястребов задрал ее юбку, залез в трусы, пальцем проник внутрь девушки, в ее горячие влажные складки… Ничего. Солдатик лежал.
Он лежал, положив руки за голову, смотрел в чистое весеннее небо. В небе трепетал жаворонок. Срок службы подходил к концу, скоро на дембель, и пошли они все нах… Кто там хочет отдать приказ, скрипучим голосом, майор? Меня дома дивчина ждет. Оксанка. А меня зовут Тибул… То есть, тьфу! – Арман меня зовут. И ебать я хотел во все дыры весь ваш мудацкий устав… В белых тапочках здесь лежу.
Оксанка
«Дон-Кихот», «Золотой теленок», «Анна Каренина»… Люди иногда советуют читать книги, но времени на них никогда не хватает…
Она испытывала ужасную досаду. Не потому, что квартира оказалась убогой, и легенда о подпольном миллионере рассеялась, как дым. Ей очень хотелось перепихнуться с этим некрасивым пожилым человеком, успеть до того, как войдет Арман. Перепихнуться с будущим трупом. Она так решила, еще в ту минуту, когда Арман изложил ей свой план. Потому что Арман изменял ей в коммерческих поездках, она знала, он сам рассказывал. Не с турчанками, конечно, а с другими челноками, как с девчонками, так и с парнями. И ей не хотелось оставаться в накладе. За всю свою короткую жизнь она еще не пропустила ни одного мужчины, который ее хотел. Перепихнуться с тем, кому потом заклеишь рот скотчем…
Оксанка оглянулась на хозяина. Тот стоял посреди комнаты, смотрел на нее и курил, труся пепел в пепельницу, которую держал на весу в руке. Пепельница блестела весомо и тускло. Оксанкин глаз был наметан на золото: ее сердце забилось. Сколько еще таких вещиц в этой сраной берлоге? Отдаст, сам все отдаст…
– Давайте тогда лучше просто вина выпьем, – сказала она.
– Нет, – сказал майор Ястребов. – Не будет тебе вина.
Он коротко взвесил на руке свою пепельницу и со всего маху обрушил золото на голову Оксанки, будто нахлобучив ей шляпу.
Золотая пепельница (помните, мы обещали начать и кончить?) состояла из устричнообразной чаши, над которой возвышался маленький крылатый ангел. Именно этот несчастный ангел своим остроконечным шлемом и пронзил нетвердую черепную кость Оксанки, расправив крылья в ее сером веществе. В кромешной тьме оказалась перевернутая голова ангела, тараща расширенные ужасом глаза на жалкий гипофиз девушки…
Оксанка выглядела потрясающе в своей новой шляпе: щеки ее пылали, зрачки пульсировали, острый язычок мелко-мелко забарабанил по верхней губе.
Внезапно майор Ястребов почувствовал, что его солдатик снова верен ему. Тем временем Лидочка… Отставить! Оксанка – затуманилась глазами и умерла. Ястребов бережно подхватил ее, уже стекающую на пол, распластал на ковре и овладел ею с такой силой страсти, что стаканы задрожали в своих подстаканниках на столе, будто всё это – и комната, и окно, и полуживой осьминог на полу – едет куда-то в поезде дальнего следования – в Казань или в Кострому…
И в этот момент раздался настойчивый, длинный звонок в дверь. Ястребов подкрался, прислушался. Звонок повторился, затем перешел в решительный стук.
– Откройте, – послышался взволнованный мужской голос. – Это я, сантехник.
– Иди в жопу, – буркнул Ястребов. – Я тебя не вызывал.
– Плановая проверка, – настаивал голос. – Газовые вентили. У меня с собой газовый ключ.
– Газовый ключ, – грустно повторил Ченчин.
Он подумал, что лучше бы впустить мастера, плотно затворить дверь в комнату и провести его на кухню: ведь надо еще как-то спрятать труп, или даже расчленить его, а вдруг потом этот случайный свидетель… Но вот только запах… После убийства почему-то остается какой-то странный запах на весь дом. Теплый говняный запах убийства… Ченчин заметил, что все еще держит в руке окровавленную заточку.
– Шел бы ты лесом! – вдруг завизжал он. – Может честный человек, наконец, выебать с утра свою жену или нет?
Ченчин услышал удаляющиеся шаги. Вернулся в комнату. Лидочка все еще лежала на полу. Действительно – куда же ей деться? Кровь уже впиталась в ковер.
Отставить… Все-таки не Ченчин, а Ястребов.
Убивать, конечно, гуманнее в мозг, а не в сердце. Дело в том, что если пронзить сердце, то мозг будет еще некоторое время жить, чувствуя ужасные смертные муки. Например, если человека запихнуть в мясорубку ногами вперед, то мозг будет ощущать все мучения дробящегося в мясорубке тела, пока в жерле мясорубки не скроется голова. То ли дело, когда человека запускают в мясорубку головой вперед – это секунда, и всё.
Очнулась Оксанка в Раю. До Перестройки такие как она грешницы, конечно, попадали в ад, где горели на медленных огнях и лизали раскаленные сковороды. Но сейчас, во времена политкорректности и толерантности, на всем постперестроечном пространстве установился новый Божественный Закон. В ад у нас отправляются лохи, мужики, оппозиционеры и так называемые честные женщины. А братков, олигархов и блядей отправляют в самый настоящий Гламурный Рай, ибо в Чистилище сидят те же самые чиновники и так же берут взятки.
Оксанка лежала в розовой джакузи и потягивала из тонкой трубочки коньяк. Одесную, ошуйную стояли двое мужчин в красных фесках с кисточками, держа наготове дорогие шампуни, махровые полотенца, эрегированные фаллосы и шампуры с шашлыками. Журчала тихая музыка. За окном, на солнечной зеленой лужайке мирно прогуливались люди и животные, над мангалами вились сизые дымки… И на этой счастливой ноте, ничего не объясняя, не предполагая, без всякого сожаления и желания мы, наконец, оставим ее.