Разбег и пробежка (сборник)
Шрифт:
В 91-м всё рухнуло, вместе с великой страной.
Его новой зарплаты хватало на неделю питания, а на пайковые деньги можно было приобрести две-три банки консервов.
Жена сидела на кухне, много курила, грызла ногти и смотрела исподлобья, как Ястребов снимает в коридоре шинель, как вступает в мягкие тапочки и – шурумбурум! – по-прежнему напевая, идет к ней, вытягивая губы трубочкой…
Конечно, ее можно понять: ведь она выходила замуж за успешного мужчину, который будет ее вкусно кормить, красиво одевать, водить в гости и возить на курорт. Первые годы оно так и было,
Но в 91-м всё рухнуло, вместе с великой страной…
Его жена неимоверно взлетела в те же самые дни: подружка научила ее спекулировать.
Они покупали на заводе утюги и возили их в Турцию. Там эти железные утюги улетали за самые натуральные доллары, подтвержденные, как говорят, хоть это и неправда – золотым запасом США.
Жена стала красиво одеваться, вкусно есть. Майор Ястребов стал пить. Другого способа уйти от депрессии он не знал.
Голодный, униженный, злой – приходил он на кухню, а жена ставила перед ним миску вареной картошки без масла. Больше ты не заработал, муж! Сухая, твердая картошка, которой давишься до слез… Слово муж можно было бы выделить каким-нибудь цветом.
И он честно чувствовал свою вину. Ведь другие могли… Полковник Огурцов за полгода выстроил себе трехэтажный особняк. Глазычев, одноклассник, трудясь в МВД, купил новую квартиру, обновил машину, носил малиновый пиджак.
Ты просто не смог, Ястребов, но ты ведь хотел… У тебя не было никаких принципов, ты никогда не был «честным»… Вот почему ты и чувствовал себя виноватым. Перед женой, которая вдруг взяла и прокрутилась…
К концу 92-го она завела постоянного любовника и перестала давать мужу. Тогда же он и узнал о солдатиках, да и о прочих ее грешках.
Жена отселила его в гостиную, мотивируя тем, что он пьет. Он ведь всегда пил, но раньше это ее не смущало. Дело в том, что раньше он пил, но у него оставались деньги, и немалые – на семью. А теперь всех его денег хватало только на пить.
Весной 93-го Ястребов окончательно ушел в алкоголизм, и его погнали из армии. Пенсию, все же, назначили. Тогда же жена начала бракоразводный процесс. То есть – начала и кончила. Благодаря мафиозным связям, она все оформила за один день. Просто утром у Ястребова был один паспорт, а вечером – другой. А уже через неделю Ястребов жил в хрущобе…
С тех пор он и стал – охотником.
Однажды он нашел перчатку, которую кто-то повесил на ветку акации. Это была правая перчатка, она точно подошла к его маленькой ладони. Казалось бы, что пользы от одной перчатки, и к чему она нужна – маленькая, одинокая?
Рассказывают, что Ленин, выронив как-то перчатку из окна электрички, тут же бросил вслед за ней другую: мол, если кто найдет одну, то пусть найдет сразу две… Но Ленин мудак, он не понимал, что и один предмет из пары можно с успехом
Это, кончено, фантазии, насчет Ленина: пусть читатель обвинит автора в идиотизме, если читателю от этого полегчает… Не перчатка, а варежка, не электричка, а поезд на паровой тяге, и Ленин далеко не мудак, да и вообще – он тут не при чем: это просто анекдот, старый, ходивший в народе еще до рождения вождя, как-то раз упомянутый Достоевским… Да и кто такой Ленин – помнит ли благосклонный читатель? Гуню и Аллу знает, Ксюшу знает и обожает. А Ленин – кто? И Достоевский тоже – кто он такой?
Перчатка, найденная Ястребовым, была кожаной, дорогой. Пара таких перчаток стоила половину его пенсии. Перчатка трепалась на ветке, на ветру, она была грязная и мокрая, Ястребов принес ее домой, вымыл с хозяйственным мылом и просушил. Высушенную перчатку он расправил, размял, натянул на руку и залюбовался своей рукой… Это была красивая, мужская, весьма дорогая рука. Ястребов протянул руку в перчатке над столом, стряхнул пепел в пепельницу…
Рука в дорогой перчатке над золотой пепельницей, красный огонек сигареты в полировке стола, словно пьяно блуждающий лазерный прицел… И сигарета – не какая-нибудь бомжовая «Прима», а гламурный «Парламент»…
Отъезд. Стол красного дерева, широкий, начальственный стол… На полу медвежья шкура… За столом сидит человек, его затылок гладко выбрит.
Это – генерал-полковник Ястребов, министр внутренних дел России. Он богат, силен, криминален. Он продает оружие чеченским бойцам, а из Чечни гонит в Россию водку и бензин. Он обдумывает план миллионной сделки, подсчитывает прибыль, на которую сможет взять себе очередную, седьмую наложницу – восемнадцатилетнюю Люсю, которую надо одеть-обуть, купить ей апартаменты и автомобиль.
С сегодняшнего дня их будет ровно семь – девушек в апартаментах. Каждое утро генерал будет приезжать в министерство из нового района. И больше никогда не вернется в эту сраную дыру.
Острый, коварный блик лазерного прицела шарит по комнате, многократно отражаясь в стеклах и зеркалах, в фотографиях прославленных предков, в наградных листах, являя немного обалдевшему зрителю всю историю рода Ястребовых, которые верой и правдой служили царю и отечеству, Ленину и Сталину, Брежневу и Горбачеву, Ельцину и Михасю… И вот, застывает смертельная капля на бритом затылке генерала. Толчок – и генерала нет: на секретных долларовых ведомостях лежит массивная мертвая голова, кровь тонкой струйкой стекает на пол, будто бы в комнате кто-то мочится…
Нет, пусть уж лучше он – не фантазийный мертвый генерал, но живой реальный майор, только целый и невредимый, здесь и теперь. Майор запаса Ястребов, нищий, несчастный, стареющий человек.
Он вошел в магазин бодрой пружинистой походкой, на ходу снимая дорогие перчатки. Печатка-то была, конечно, одна, но со стороны оно выглядело… Ястребов тщательно отрепетировал этот быстрый жест иллюзиониста: как будто бы одну перчатку уже снял, сунул в карман, а другую, по рассеянности, держит в руке, и этой перчаткой показывает на табачную полочку: