Разбег и пробежка (сборник)
Шрифт:
Ченчин крякнул и сделал второй рывок. Заточка легко прошла через пищевод, пронзила розетку Карди, желудок и кишечник. С третьим рывком заточка вышла наружу через анальное отверстие, блеснув красно-коричневой каплей на острие. Таким образом, заточка почти полностью скрылась внутри Лидочки, легко пройдя через все ее пустоты, и Лидочка была как бы посажена на кол, только наоборот, сверху вниз – это ли не достойная казнь за прелюбодеяние?
Ченчин отпустил заточку. Некоторое время Лидочка стояла перед ним, прямая, как палка. Она жалобно смотрела на мужа
Потом глаза Лидочки налились кровью, и ее тело плашмя рухнуло на пол.
– Так, – пробормотал Ченчин. – Теперь надо сосредоточиться…
И в этот момент раздался настойчивый звонок в дверь. Ченчин подкрался, прислушался. Звонок повторился. Затем перешел в решительный стук.
– Откройте, – послышался взволнованный мужской голос. – Я пришел проверить газовые вентили.
У Ченчина затряслись поджилки.
– Мы вас не вызывали, – прохрипел он пересохшим горлом.
– Плановая проверка, – настаивал голос. – Газовые вентили. У меня с собой газовый ключ.
– Газовый ключ, – грустно повторил Ченчин.
Он подумал, что лучше бы впустить мастера, плотно затворить дверь в комнату и проводить его на кухню: ведь надо еще как-то спрятать труп, или даже расчленить его, а вдруг потом этот случайный свидетель… Но вот только запах… После убийства почему-то остается какой-то странный запах на весь дом. Теплый говняный запах убийства… Ченчин заметил, что все еще держит в руке окровавленную заточку.
– Шел бы ты лесом! – вдруг завизжал он. – Может честный человек, наконец, трахнуть с утра свою жену или нет?
Ченчин услышал удаляющиеся шаги. Вернулся в комнату. Лидочка все еще лежала на полу. Действительно – куда же ей деться? Кровь уже впиталась в ковер.
Ченчин положил заточку на пол, рядом с Лидочкиной головой. Прошел в ванну, вымыл руки, глянул на свое лицо в зеркале. Оделся, вышел на улицу. У подъезда околачивался какой-то тип с чемоданчиком, наверное – тот, из газовой службы. Ченчин где-то видел его суровое лицо: он был похож на товарища из Спорткомитета, который в прошлом году повесил Лидочке на плечо ленту, руку ей уважительно пожал… Он недобро посмотрел на Ченчина и скрылся в дверях подъезда.
Ченчин вошел в лес. Он пришел на то место, где впервые встретился с Лидочкой, постоял, посмотрел на снег, попытался вспомнить, что происходило здесь, и не смог. Потом он пришел туда, где обнаружил вчера следы Лидочки. Исколотый заточкой «космонавт» был на месте. Это поразило Ченчина. Лидочка уже час, как умерла. А ее «космонавт» ебется, как ни в чем не бывало. Ченчин с неожиданной легкостью представил, как это свершалось здесь. Оказывается, гораздо легче было представить, как это делал с Лидочкой не он, а кто-то другой…
Они бежали то рядом, хитро поглядывая друг другу в глаза, то гуськом, жадно рассматривая друг друга в движении, и, наконец, на поляне, защищенной густым ельником, он грациозно снял пальто, плавно опустил пальто на снег, словно волшебник скатерть-самобранку, и на этой скатерти сразу возникли удивительные яства: лакомые бедра Лидочки, неистово машущие вверх-вниз, Лидочкина голова с далеко высунутым языком.
Ченчину захотел еще раз убить Лидочку. Оставалось лишь непонятным: почему этот спортсмен выходит на утреннюю пробежку в пальто.
Ченчин вернулся домой. Дверь не открывалась, что-то стряслось с замком.
– Газовщик! – подумал Ченчин. – Никакой он не газовщик. Он замаскировался под газовщика, а сам пришел грабить квартиру. Сломал замок. И он сейчас там, у Лидочки. Это он убил Лидочку – газовым ключом. И это он ответит за всё. Это его будут судить и сажать.
Если бы принять этот вариант бытия за основу…
Но, увы – всё оказалось не так.
Ченчин вошел в свой дом, справившись, наконец, с заевшим замком. Лидочка по-прежнему лежала на ковре, надетая на заточку, как съедобное животное на вертел.
Ченчин потрогал ее. Тело было холодным.
Он даже обиделся на реальность. Входя, он был почти уверен, что Лидочки и след простыл…
Но почему всё так? Почему реальность хоть раз не может пойти нам навстречу?
Вот и пять лет пролетело. Обновленный Ченчин вернулся в свой город, который был сверху похож на подкову, брошенную в траву или в снег. Всюду в этом городе был лес и лес…
Ченчин поселился в квартире матери, потому что старую квартиру у него отобрало государство. Вместе с жильем уплыла в небытие и памятная африканская маска. А собака, когда-то резвившаяся в снегу, за эти годы состарилась и умерла.
Ченчин шел лесом. В тот день только что выпал тонкий снежок на февральский наст, выпал и успокоился: лишь редкие мохнатые снежинки еще кружили перед глазами, мешая жить…
И вдруг он увидел следы. Это были следы Лидочки: те же самые шипастые кроссовки, тот же широкий бегущий размах… Ченчин опустился на колени и присмотрелся к следу, даже зачем-то понюхал его, словно гончий пес.
След еще сохранил запах женщины: менструальная кровь, моча, бутерброды с крупно порубленной колбасой. Ченчин тихо, хищно зарычал, вскочил на четвереньки и крупной рысью побежал по следам. Повернув на восток, Ченчин перешел на отчаянный галоп.
Следы скрылись в густом ельнике, Ченчин нырнул за ними, заснеженные лапы хлестнули его собачью морду, обсыпав ее мелкой снежной мукой.
То, что увидел Ченчин на поляне, повергло его в изумление и ужас. В самой середине был небольшой вытоптанный круг, словно здесь танцевала ведьма, а в центре этого круга покоилась твердая, как глина, куча говна.
– Лидочка, это ты. Лидочка, ты жива, – нежно прошептал Ченчин.
Ему и в голову не пришло, что эти шипастые кроссовки существуют не в единственном экземпляре, и что следы-лодочки вовсе не следы Лидочки, никогда ими не были и быть не могли.