Разбитое сердце июля
Шрифт:
И она опять поехала вниз, продлевая удовольствие и стараясь не пропустить поворота, за которым начинался самый крутой участок, который заканчивался обрывом в воду. Однако именно на этом повороте дернула ее нелегкая взглянуть через край желоба. И Алена увидела человека, который стоял на бортике бассейна.
Это был Вадим.
От неожиданности она отпустила края желоба и понеслась к обрыву так быстро, что не успела ни за что ухватиться. Ну и, разумеется, была сброшена в бассейн с шумом и плеском! И, естественно, забилась в неконтролируемой панике, наглотавшись воды, но в ту же минуту чьи-то руки приподняли ее и встревоженный голос произнес:
– Не бойтесь, здесь неглубоко.
Не составляло труда догадаться, чьи это руки и чей голос. Алена протерла глаза и сконфуженно улыбнулась:
– Да, я знаю. Спасибо за спасение, все нормально.
И сделала попытку вырваться из обнимающих ее рук.
Не удалось. Вадим продолжал прижимать ее к себе, так что Алене ничего не оставалось, как тоже приобнять его за плечи. Грудь ее была на уровне его губ, и он то смотрел на эту мокрую, тесно облепленную купальником грудь, то поднимал глаза к напряженному лицу Алены. Взгляд его был странно серьезен.
– А знаете, – сказал он вдруг, – у вас ведь совершенно зеленые глаза. Вчера в столовой были серые, а сейчас – зеленые. Почему?
Подобные банальности насчет переменчивости своих глаз Алена слышала в жизни раз двадцать, а может, сто двадцать. Почему-то большинство мужчин начинали знакомство именно с разговора о цвете ее глаз. Ну да, было у ее довольно красивых и больших глаз такое свойство: они меняли цвет в зависимости от одежды и, так сказать, окружающего пространства. Наверное, это свидетельствовало о переменчивости и непостоянстве натуры их обладательницы, в чем мужчины не замедляли убедиться на собственном опыте.
Итак, первая фраза Вадима была более чем банальной. Однако его первое движение оказалось не столь стандартным. Он перехватил Алену под попку так, что она невольно обхватила его ногами и обняла за шею еще крепче. Вслед за этим Вадим просто-таки впился губами в ее грудь, а телом своим она ощутила его возбуждение.
Ой… Он что, с ума сошел? Прямо здесь? Но это невозможно!
Потом как-то все смешалось в стремительности движений и водяных вихрей. Теперь губы Вадима завладели губами Алены, и она не могла выразить протеста, даже если бы хотела. Но размышлять о том, хочет она протестовать или не хочет, уже не было времени. Целовался Вадим не бог весть как умело, зато страстно, не ответить ему оказалось просто невозможным. Ну, она и отвечала на поцелуи поцелуями, на объятия объятиями, на ласки ласками.
Это было похоже на бесконечный бред! Мелькание мыслей: да он с ума сошел… да я с ума сошла… Боже мой, первый раз это в бассейне… а вдруг кто-то войдет… почему я ничего не чувствую, ведь стоило только Игорю…
И стоило только вспомнить то лицо, те глаза, тот задыхающийся шепот, как она уткнулась всем лицом в смуглое мокрое плечо, забилась, застонала.
Тяжко, бурно дышал Вадим, судороги били его тело.
Наконец он отстранил от себя Алену, поставил на дно – и тут же вновь схватил в объятия, потому что ее не держали ноги.
– Извини, что я так на тебя набросился, – пробормотал Вадим со смущенной улыбкой. – Я тебя как только увидел, только об этом и думал, только этого и хотел, Елена Прекрасная.
Эх, черт… Лучше б он молчал, как молчал до сих пор!
Алена даже задрожала. Нет, это не была дрожь с трудом сдерживаемых рыданий по причине оскорбленного самолюбия, вот уж нет: она с превеликим трудом сдерживала смех.
Трудно было сердиться на человека, который доставил ей столько удовольствия, но пришлось прикусить губу, чтобы не спросить со всем мыслимым и немыслимым ехидством: «А ты меня ни с кем не перепутал, Вадик?»
И тотчас сквозь блаженство и смех пробились воспоминания о минувшей странной ночи, проведенной то в компании с призраками, то в постели Нестерова, то в рассветных блужданиях с Холстиным. Алена вышла из образа безрассудной искательницы наслаждений с такой же стремительностью, с какой несколько минут назад в этот образ вошла. Вернее, вплыла.
– Ты очень смел, – пробормотала она, изображая припадок запоздалого девичьего смущения. – А вдруг бы кто-нибудь появился?
– Ну, до двенадцати никто и никогда в бассейн не ходит, – беззаботно усмехнулся Вадим. – Отдыхающие завтрак переваривают. А до двенадцати еще двадцать минут. – Он взглянул на большие настенные часы. – Может, перейдем в джакузи?
В джакузи?!
Ну ладно, появись кто-то посторонний, пока они были в бассейне, еще можно было успеть сделать вид, будто Алена тонет, а Вадим ее спасает. Или, к примеру, делает искусственное дыхание изо рта в рот. Но в джакузи, которая, во-первых, глубиной сантиметров пятьдесят, а во-вторых, находится практически против выхода из душевых, этот номер не пройдет. Хотя Вадим, такое впечатление, ничуть не беспокоится о том, что кто-то может возникнуть и прервать их заплыв на вторую дистанцию. Что, настолько опьянен страстью? Судя по тому, как выглядят его небрежно натянутые плавки, не без того… А может быть, мальчик из числа тех, кто готов бездумно трахаться, как это делают, к примеру, кролики, не заботясь ни о чем, кроме наслаждения? Или он задался целью непременно скомпрометировать писательницу Дмитриеву?
Так, это мания преследования или мания величия подала голос? Ну, которая бы из них ни была, надо к ее голосу прислушаться.
– Я бы с удовольствием, – сказала Алена самым нежным голосом, на который была способна, и так же нежно чмокнула Вадима. – Но вдруг какой-нибудь психический придет раньше двенадцати? Нет, я так не могу, я стесняюсь.
– Да никто не придет, честное слово! Я точно знаю, что до двенадцати записи в бассейн нет! – горячился Вадим, чуть ли не силком втаскивая Алену в джакузи. – Никто, никто не придет! Я же тебя хочу, ты что, не видишь?
Да, это было видно, что называется, невооруженным глазом. Такие увесистые аргументы способны были убедить и особу гораздо более стойкую морально, чем наша героиня! Последовало несколько минут бурных трепыханий среди фонтанчиков, и волн, и теплых струй, и это было бы упоительно, честное слово, просто упоительно, кабы не оказались перед глазами Алены настенные часы, отчего созерцание неумолимого движения минутной стрелки изрядно испортило ей наслаждение.
В конце концов она чуть ли не с облегчением вынырнула из объятий неосторожного любовника и, дав ему все известные ей клятвы повторить все это как можно скорей, уже на суше, в чьем-нибудь номере, его или ее, в чьей-нибудь постели, ее или его, со всех ног понеслась в душ. До двенадцати оставалось три минуты, однако Алена очень надеялась, что народу еще нет.