Разбитое сердце июля
Шрифт:
«Ну и что? – надменно спросила Алена внутреннего своего зануду. – Подумаешь, в бассейне! Во-первых, Вадим это делал по наводке Нины. Во-вторых, я что-то почувствовала, только когда вспомнила Игоря. Так что вполне можно сказать, что я была в бассейне не с Вадимом, а с Игорем. А в-третьих – что дозволено Юпитеру, не дозволено быку!»
Эпилог
Среди долины ровныя, на гладкой высоте, во поле березонька стояла, во поле кудрявая стояла. Пейзаж был обворожителен, чистая русская классика: под голубыми небесами великолепными коврами, блестя на солнце, расстилалась зеленая травушка-муравушка, а на той ли травушке-муравушке стояла упомянутая белая березонька. На благостное полотно так и просились стада коровушек и табуны лошадушек. Впрочем, нет, чтобы не перегружать пейзаж, здесь уместнее смотрелись бы не стада, не табуны, а две-три буренки и одна-другая сивка-бурка, однако картина ничем не оживлялась. Человеческая фигура, которая просматривалась под деревом, в счет идти не могла, уж очень была неподвижна. Издалека казалось, будто женщина – молодая, с гладкими, атласно блестящими черными волосами – просто прилегла здесь отдохнуть, обнимая обеими руками белый березовый ствол, исчерканный буквами, неуклюжими рисунками вроде пронзенного стрелой сердца или могильного креста или именами канувших в безвестность каких-то людей: какого-то Кольки, Толика да Юрки… Сакраментальная надпись: Н + С = любовь – тоже имела место быть… Неподвижные пальцы женщины касались этой надписи. У нее были красивые тонкие пальцы, красивые руки, изящные запястья. Густые потеки засохшей крови, обвивавшие их, казались причудливыми широкими браслетами.
Казалось, здесь не было ничего, что могло бы указать на причину, по которой красивая черноволосая женщина решила именно под этой березой уснуть вечным сном…
Не было ничего? Как бы не так! На самом-то деле – было. И указаний этих имелось вполне достаточно, чтобы рано или поздно кто-нибудь догадался о том, что здесь в действительности произошло.