Разбитое сердце июля
Шрифт:
– Вот именно, кто знает! – сказал Нестеров. – Только вы мою предусмотрительность переоцениваете. Конверт я взял машинально. Просто подумал: до чего же символично, что деньги, погубившие Сергея Лютова, вернулись именно в годовщину его смерти.
– То есть? – повернулась к нему Алена.
– Он ведь умер именно 15 июля. Странно, правда?
Сегодня пятнадцатое июля…
Нина наметила на этот день отъезд. Почему? Потому что она считала, что месть свершилась. Юровский мертв. Толиков мертв (очень может быть, именно она довела его до самоубийства). А Холстин скомпроме…
Нет!
Вот оно. Вот что крутилось в голове!
Все вчерашние Аленины догадки насчет Холстина и его компрометации в принадлежащем «Зюйд-вест-нефтепродукту» («Юго-восток-нефтепродукту») пансионате «Юбилейный», где директором некто Юматов, – сущая ерунда! Потому что убийство Лены было организовано не Ниной, а Леонидой, в смысле – Мариной Ивановной. Да и не организовано – оно произошло случайно! Значит, с точки зрения Нины Елисеевой, Холстин еще не получил свое. От нее не получил.
Когда получит? Не сегодня ли? Не в годовщину ли гибели Сергея Лютова? У него намечен на сегодня визит к врачу, а Нина… Нина – врач. Нет, косметолог. Не сходится.
– Виктор, вы не знаете, куда сегодня утром направился Холстин? Почему из-за визита к какому-то врачу он просил отсрочить допрос?
Видимо, голос ее звучал очень странно, потому что Нестеров вдруг притормозил и посмотрел ей в глаза:
– Что случилось, Алена?
– Я вас спросила. Говорите! Ну? Знаете?
– Знаю, но это…
– Служебная тайна, конечно! – зло вскрикнула Алена. – Говорите же! Какой врач? Кардиолог? Андролог? У Холстина простатит? Или он намерен увеличить размеры своего мужского достоинства?
Нестеров странно хрюкнул и покраснел.
– Вы, наверное, начитались журналов «Man’s health»? – спросил угрюмо. – Это только его персонажи день и ночь думают о его размерах. Нормальные мужики этим не так уж смертельно озабочены, можете мне поверить. Хотя… хотя, если честно, Холстин тоже немного съехал с катушек, на мой взгляд. На сегодняшнее утро у него был назначен визит в косметический салон. Сеанс какого-то там омоложения. Ему расследование светит, а он… Суета сует и томление духа!
– В косметический салон?! – закричала Алена. – В какой салон?!
– Да в тот, где работает его невеста, Ирина Покровская. Называется «Красотка». Знаете, на Ошарской, между банком «Юпитер» и консультацией «Юрист».
– Что?! – выдохнула Алена. – Юпитер? Юрист?
Нестеров повернулся к Алене, и глаза у него стали встревоженными.
– Да нет, не может быть, – пробормотал он. – Не сходится. Там только два Ю.
– Вы что, считать не умеете? – крикнула она. – Поехали, поехали скорей!
Нестеров нажал на газ.
– Два Ю! – крикнул, сердито косясь на Алену. – Два!
– Три!
– Да какое ж третье?
– Так ведь «Красотка»! «Красотка» же!
– Никогда не знал, что это слово пишется с буквой Ю!
Ох, какой тонкий юмор, вы только подумайте! Никогда не знал он… Да что ты вообще знал?! Что бы ты узнал об этом деле, деревяшка несчастная, если бы на твоем пути не встретилась писательница Дмитриева?!
– Вы что, в самом деле не понимаете? – спросила Алена с оскорбительной холодностью. – Вы, может быть, фильма «Красотка» не видели?
Нестеров покосился на нее, но ничего не сказал.
Ну, видел он фильм «Красотка». И что? Дурацкий фильм. Хотя ему понравился… Особенно главная героиня понравилась, вернее, актриса, которая ее играла. Настолько понравилась, что некоторое время Нестеров считал ее, вместе с этим ее широченным ртом и ногами от ушей, идеалом женской красоты. Долго считал… до тех пор, пока к нему в постель не залезла одна высокомерная писательница, которая умудрилась в этой постели спокойно уснуть, а он вынужден был лежать рядом, руки по швам, и кулаки сжимать оттого, что хотел в писательницу вцепиться, а не мог. Боялся! Она каким-то образом внушила ему и желание безумное, и страх – страх обидеть ее. Как будто он держал в руках хрустальный сосуд с дурманящим напитком, и хотел испить, и боялся нечаянно уронить, разбить… Прошла ночь, даром прошла в мучениях плоти, и день рядом с ней так же прошел, только и удалось, что уловить запах ее волос, когда она плакала у него на плече… О чем плакала, о ком?! И другая ночь миновала вдали от нее, и нынешнее утро не дало утоления, хотя ее голые ноги и бедра были уже совсем близко, и запах ее, ночной, томный запах женщины, уже раздразнил его…
Куда там до нее какой-то актрисе, пусть даже самой Джулии Робертс!
Что? Джулия?
Но ведь Джулия – это по-русски Юлия. Юлия!
«Юпитер», Юрист, Юлия…
Три Ю!
– Может быть, он все-таки еще жив? – сказала Алена, но в голосе ее не было даже намека на надежду.
И напрасно, между прочим!
Потому что Холстин оказался все-таки жив. И не еще, а вполне.
Когда они ворвались в салон «Красотка», их встретили благостная тишина, аромат цветов и блики многочисленных зеркал, в которых дробился и множился пепельно-розовый интерьер. Элегантная молодая дама за стойкой ресепшн воззрилась на них не без тревоги, однако радушная улыбка все же вспорхнула на ее тренированные, напомаженные уста:
– Добрый день, господа. Что вам угодно?
– У вас здесь находится Холстин Николай Васильевич, – выпалил Нестеров, выставляя вперед распахнутое удостоверение. – Немедленно проводите нас к нему. Слышите?
– Я должна посоветоваться с директрисой, – пробормотала дама и положила руку с умопомрачительными ногтями на телефонный аппарат (тоже пепельно-розовый, мимоходом отметила Алена), но Нестеров выдернул ее из-за стойки и чуть ли не пинками погнал по коридору.
Прекрасная дама, всхлипывая и спотыкаясь, наконец ткнулась в какую-то дверь и всхлипнула:
– Виктория Борисовна, к вам… извините… можно?
Нестеров оттолкнул ее и ворвался в дверь. Алена – за ним. В небольшой комнате посредине стояло косметическое кресло, разложенное по горизонтали, на нем лежал голый, укрытый до пояса красной махровой простыней человек. Волосы его прикрывала прозрачная голубая шапочка, лицо – прозрачная бумажная салфетка.
Никого больше в кабинете не было.
– Холстин! – крикнул Нестеров. – Это вы?
– В чем дело? – Человек сорвал с лица салфетку и резко сел. Это был Холстин, живой и невредимый. – Нестеров? И вы, как вас там… Алена?! Какого черта вы здесь делаете!