Разбитое сердце июля
Шрифт:
Нестеров пожал плечами. Ну, конечно! Вовеки бы никто не догадался! Только Нина поняла, потому что, судя по всему, это слово имело для нее какой-то смысл. И… Алена Дмитриева поняла. Потому что умная.
Высокомерно улыбнувшись, Алена посвятила Нестерова в свои выводы насчет трех Ю. Узкие глаза Нестерова стали круглыми. Похоже, он не знал, верить или не верить. Даже схватил бумажку и начал выписывать:
Юровский: Югория, Юрмала, Юрий-летопроводец.
Толиков: Юбилейный, Юматов, «Зюйд-вест-нефтепродукт».
Холстин:
Алена нахмурилась, увидев фамилию Холстина. Что-то такое мелькнуло в голове, мысль о каком-то несоответствии, о какой-то несуразице… Нет, не поймать!
– Вообще-то, похоже, – сказал наконец Нестеров. – Но странно, что в случае с Толиковым не все Ю читаются явно. Зюйд…
– Ну, во-первых, в этом слове все равно есть буква Ю, а во-вторых, зюйд – это юг. Намек более чем прозрачный!
– Даже странно, что у нее не хватило изобретательности придумать что-нибудь новенькое для Холстина, – проговорил Нестеров.
– Хм, не так-то легко найти столько Ю, – хмуро ответила Алена. Опять в ее голове что-то мелькнуло, какая-то зацепка, и исчезла. – Буква все же редкая, согласитесь. А кстати о Толикове… Колобок, в смысле Юматов, говорил о каких-то его нетрадиционных пристрастиях, которыми его могла шантажировать Нина.
– Да, он упоминал об этом. Но я ничего не знаю, и если это и так, то мой клиент от меня очень сильно шифровался. Ко мне он, слава богу, не приставал.
– Отчего же он все-таки умер? – задумчиво спросила Алена. – Как она к нему подобралась?
– Может быть, она нам расскажет, если ее все же найдут, – задумчиво проговорил Нестеров. – Ведь дома она так и не появлялась. Уже где-то часу в третьем, когда закончился разговор с Юматовым, Муравьев позвонил в город. По тому адресу, где мы с вами побывали днем, послали наряд. Никто не открыл, а когда вскрыли квартиру, она оказалась пуста. Никаких следов поспешных сборов, ничего не разбросано, все в образцовом порядке: вещи, книги, косметические журналы какие-то… кстати, судя по всему, Нина, знаете, какой врач? Косметолог, как и Ирина Покровская. Профессия достаточно редкая. Тем легче будет ее найти.
– Вы думаете? – скептически посмотрела Алена. – А Колобок… то есть Юматов, говорил вам, что Нина именно сегодня собиралась куда-то уезжать?
– Нет, не говорил… А куда уезжать?
– Якобы он не знает. Допускаю, что правду сказал. Возможно, это известно Ирине и Вадиму.
– Ничего, найдем! – уверенно сказал Нестеров. – Теперь найдем! Дома у нее наши люди ждут, вздумает вернуться, ее там возьмут, а нет – никуда не денется без паспорта.
– Без паспорта?
– Ну да.
– Странно, – сказала Алена. – Очень странно. Как же она без паспорта уезжать собралась?
– Может быть, Юматов что-то напутал.
– Может быть…
– А что это вы вещи собрали? – обратил Нестеров внимание на чемодан.
– Да так, не хочу больше здесь оставаться.
– Здорово! – сказал он, заметно оживившись. – Я тоже вещи собрал. Больше уже не вернусь сюда. Теперь вся работа в городе… – Похоже, он уже забыл о своем намерении не возвращаться в милицию и открыть частное сыскное бюро, взяв Алену в боевые соратники. Ну и ладно, не
– Раньше надо было, – сказала Алена. – Девятый час!
– Ну, вдруг да повезет! А если опять перехватить не удастся, придется ее повесткой вызывать. Только давайте поедем сразу после завтрака. Тянуть не будем, да?
– Конечно! – с готовностью согласилась Алена.
Однако «не тянуть» не получилось. Сначала сходили на завтрак. Алена опять сидела одна за столом, и позавчерашняя официантка, поклонница Вадима, посматривала на нее с такой неприязнью, как будто Алена лично была виновна в том, что синеглазого красавца здесь больше нет и никогда не будет… Ну что ж, в какой-то степени девушка была не столь уж далека от истины! Потом Алена улаживала в администрации дела со своим отъездом. Дежурила не Галина Ивановна (надо думать!), не миленькая Екатерина Денисовна, а какая-то незнакомая администраторша, до которой все обстоятельства доходили туго, туже некуда… В общем, на все это ушло около часа. Прорвавшись сквозь причитания («Да почему же вы уезжаете, у нас так хорошо!») и угрозы («Ну, я даже не знаю, сможете ли вы вернуть свои деньги!»), Алена наконец-то выбежала к терпеливо ожидающему ее Нестерову, мысленно хватаясь за голову (часы показывали уже половину десятого) и приготовившись извиняться.
Однако Нестеров, против ожидания, не метался, как тигр в клетке, а стоял у входа в спорткомплекс и спокойно беседовал с какой-то девушкой в легком спортивном костюме и черной косынке. Узкие темные глаза девушки скользнули по Алене, на мгновение в них зажегся интерес, но тут же снова погас, и девушка продолжала что-то говорить Нестерову. В руках у нее был плотный конверт из крафт-бумаги, накрест оклеенный скотчем.
«Я ее где-то видела, эту девицу!» – подумала Алена.
– Привет! – оживленно сказал кто-то рядом. – Так вы, значит, в «Юбилейном» отдыхаете?
Алена повернула голову – вот те на, тот самый парень, который отвозил ее вчера в Кстово, сборщик мусора! Правда, футболка на нем теперь другая, без всяких там Эйфелевых башен, – с надписью «I love you!» и веселой улыбающейся рожицей, – но у ворот стоит та самая усталая от жизни «Хонда». А девушка – ну да, это его жена, ее узкие темные глаза Алена запомнила. А что за конверт у нее в руках? Неужели кто-то выбросил из окна автомобиля, а она привезла Нестерову, потому что знала, что он работает в милиции…
Знала? Откуда? В газете о нем прочла?
Ох и глупа же ты, Алена Дмитриева! Ох и глупа! А еще пеняла администраторше. Это не до нее – это до тебя туго доезжает? Можно было еще вчера догадаться, кто она такая, темноглазая девушка. Тебе же жаловался сборщик мусора, подвозивший до Кстова: «Жену с работы уволили, говорят, временно, да кто их знает…»
Господи, ну почему все героини ее детективов такие догадливые, с полпинка все понимают, а сама писательница… Парень же сказал, что они живут на Тихоновской, и Катюша жила на Тихоновской, и ее тоже уволили с работы – вернее, неожиданно отправили в административный отпуск…