Разбитое сердце июля
Шрифт:
Было еще светло – в июле темнеет поздно, хотя и раньше, чем в июне, когда ночь почти не дает себе труда зачернить небо, – и Алена нервно озиралась. Впрочем, дорожки были пусты, такое впечатление, что пансионат затаился. Наверное, затаишься тут! Небось все, кто остался, жалеют, что не уехали. Все-таки вдруг здесь шляется убийца…
Пожалуй, нет. Не шляется. Сидит в своем номере.
– Куда ж ты идешь, безумная? – пробормотала Алена. – Пойди хоть Нестерова разыщи, возьми на помощь!
Она свернула к столовой. Окна освещены – менты или ужинают, или совещаются.
Алена прошла мимо, не останавливаясь. Господин Юматов мог бы снять многие вопросы… но вряд ли захочет это делать. Кажется или он смотрит в ее сторону как-то подозрительно?
Алена помахала ему с самым приветливым видом и свернула к бару. И даже вошла в него. И даже подошла к стойке, за которой скучала очередная хорошенькая барышня.
Напиться, что ли, для храбрости?
Нет, напиваться она не будет, а вот бутылку вина купит. Это будет предлог… Хороший предлог!
Кстати, бутылка, если судить по разным криминальным киношкам, хорошее оружие защиты. Да и нападения тоже, смотря по надобности.
Выйдя из бара с бутылкой «Хванчкары» в руках, Алена взглянула в сторону столовой. Колобка на крыльце не было. Вот и отлично.
Она снова побрела меж корпусами, вглядываясь в цифры на стенах, пока не нашла двойку.
Поднялась на крыльцо, не удержалась, воровато оглянулась…
Никого.
Общая дверь коттеджа была открыта. Алена с облегчением перевела дух. Честно говоря, она опасалась, что обитатели второго коттеджа забаррикадировались в связи с криминальной обстановкой, но здесь царило опасное легкомыслие.
Такое же, как то, что владело сейчас ею самой.
В холле горел свет и был включен телевизор. По НТВ как раз началась программа «Сегодня», но ее почему-то никто не смотрел.
Из холла вели две двери. Заглянула в правую: номера один, два, три. Не то. Открыла правую: четыре, пять, шесть. Вот оно.
Подошла к шестой двери, постучала…
Тишина.
Склонилась к замочной скважине – тихо.
Алена выключила свет в коридоре и опять заглянула в скважину. Темно. То ли в номере нет никого, то ли…
Включила свет, стукнула в двери с цифрами «четыре» и «пять».
Никто не отозвался. Возможно, эта часть коттеджа необитаема. Ну что ж, все благоприятствует ее безумному замыслу.
– Перчатки надо было надеть, вот что, – пробормотала Алена.
Все-таки чтение и сочинение детективов не прошло даром!
Но в любом случае перчаток не было в наличии и взять их было неоткуда.
А впрочем, почему неоткуда?
Алена поставила в уголок бутылку, вернулась в холл и заглянула в стенной шкаф. Правильно: такие есть в каждом коттедже. Порошки, моющие средства, швабры, щетки, тряпки… Перчатки, ура!
– Не переодеться ли и мне уборщицей? – пробормотала себе под нос с мрачным юмором.
А пока надела холодные резиновые перчатки пронзительного розового цвета и вернулась в коридор, встала перед дверью с цифрой «шесть». Постучала, нажала на ручку… заперто… подергала дверь… снова нажала на ручку, а потом с силой саданула дверь плечом.
И тотчас отскочила
Да, ломает.
Странно, что общение в течение целого дня с работником милиции привело ее в конце концов к уголовно наказуемому деянию. Зря говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Вранье все это.
Надо уходить.
Или продолжать?
– Кто там? – послышался в тот момент хриплый голос, и замок на двери, которую Алена только что пыталась выломать, заскрежетал.
Она отпрянула, еле успев сорвать перчатки и швырнуть их в угол. Схватила бутылку, занесла было, словно готовясь стукнуть по голове того, кто появится на пороге, потом спохватилась, опустила свое единственное оружие…
Дверь открылась. На пороге стояла Леонида. Вернее, та женщина, которая называла себя Леонидой Леонтьевной Литвиновой.
Честно говоря, Алена ужаснулась, увидев свою соседку по столу. Всклоченные волосы, обрюзгшее лицо, смятая ночная рубашка, из которой выпирало бесформенное тело, босые отекшие ноги…
Алена посмотрела на эти ноги и покачала головой. Нет, все ее догадки – сущий бред!
Или не бред?
Она не успела додумать: Леонида шагнула к ней, обдав жутким перегаром, и выхватила из рук бутылку. Повернулась, бросилась в комнату. Вспыхнул свет… Боже, ну и бедлам! Две пустые бутылки из-под водки на столе. Она что, выпила их одна?!
Леонида схватила нож и принялась сноровисто сдирать пластик с пробки. Потом этим же ножом с силой вогнала ее в бутылку – и припала губами к горлышку.
Сделала несколько глотков, мутным взглядом посмотрела на Алену, но, такое впечатление, приняла ее за кого-то другого. Красные от вина влажные губы расползлись в улыбке:
– Галя… ну, ты человек… не дала сестре пропасть…
– О Господи… – только и могла сказать Алена.
Леонида махнула рукой, поставила бутылку на стол и тяжело побрела к разоренной кровати. Рухнула вниз лицом, тяжело, с хрипом задышала.
Алену так и трясло. Больше всего на свете хотелось броситься отсюда бегом, но все же она нашла в себе силы снова выйти в коридор, подобрать перчатки и надеть их.
Вернулась в номер Леониды и принялась осторожно перебирать разбросанные вещи, стараясь класть их на то же место, с которого поднимала. Воплощала, так сказать, свои отвлеченные теоретизирования в жизнь.
Вещей, однако, было немного, не то что в номере одной внезапно умершей алкоголички (тоже! Ох и планида у нее!), где Алена когда-то нашла убийственный компромат на одного поганого чиновника – а заодно на собственного прадеда… [4] Какие-то бесформенные платья, растоптанные туфли, все явный секонд-хенд. Дешевая косметика. Единственной дорогой и по-настоящему ценной вещью был цифровой фотоаппарат «Эриксон».
4
Об этом можно прочитать в романе Елены Арсеньевой «Сыщица начала века».