Разбитое сердце июля
Шрифт:
Интересно, под каким предлогом Нине удалось заманить в пансионат Толикова? Может быть, Нестеров знает, почему его подопечный приехал сюда? Надо будет спросить. Сегодня же вечером, как только Муравьев отпустит его и он вернется в свой номер.
Интересно, как отреагирует Нестеров, когда Алена выскажет ему свои «троЮродные» догадки. Поднимет на смех? Весьма вероятно…
А может быть, и не поднимет. Может быть, задумается о том же, о чем сейчас думает Алена: если Нина считает и Холстина косвенно виновным в смерти Лютова, то его тоже должны подстерегать те же роковые три Ю. Где?
Да, кажется, они его уже подстерегли – здесь же, в этом же самом пансионате. «Юбилейный» – раз, зюйд, в смысле юг, – два, Юматов – три. И в результате сложения – труп под крылечком…
Бедная Лена… Как она вписывается во все эти криминальные аллитерации? Ни в имени, ни в фамилии ее ни одной буквы Ю! Неужели ее прикончили только для того, чтобы скомпрометировать Холстина?
Ну, тогда пустое дело. Напрасно Нина старалась. Можно спорить, что скандал вокруг имени Холстина удастся замять, и если в последний момент откуда-нибудь не вылезет зловещий папарацци с компрометирующей фотографией, Холстин выйдет сухим из воды, женится на любимой женщине – дочери того человека, которого он некогда искусил, совершив один из смертных грехов.
Знает ли об этом Ирина? А Вадим?
Алена снова уставилась на черные, смазанные строки письма: «…они уже люди вполне взрослые, понятливые, но главное, чтобы меня не забывали. Не будет им покоя, если забудут меня!»
Это Лютов пишет о детях. Последний завет: не забывайте меня. Призыв к мести?
Вадим передал письмо Нине. У них были очень хорошие отношения, Лариса даже ревновала к тому влиянию, которое Нина имела на Вадима. А на Ирину? Имела ли Нина на нее такое же влияние? Могла ли рассказать о своих подозрениях по поводу смерти отца? Могла ли заставить Ирину принять участие в собственных зловещих играх? И тогда не ждет ли Холстина страшный удар: скандал вокруг его имени все же разразится (сыграет-таки свою роль папарацци!) – и Ирина бросит его. Наверное, это разобьет его сердце…
Очень красиво, конечно, но маловато для мести. Юровский и Толиков мертвы, а Холстин отделается всего лишь разбитым сердцем.
Всего лишь?! Кто бы говорил об этом так пренебрежительно, но только не ты, голубушка! Алена вздохнула. Твое сердце разбито. И ты считаешь, что живешь на свете после того, как потеряла всякую надежду на любовь Игоря? Нет! Ты просто существуешь – так же, как просто существовала Нина Елисеева, потерявшая своего любимого. Ей было наплевать на то, плох он или хорош, предатель или герой. Сердце ее разбилось, жизнь отныне стала подчинена только мести.
Но разве это жизнь?
Алена выбралась из постели – лежать стало невмоготу. И невмоготу сидеть в душной комнате. Надо включить кондиционер и пойти пройтись, но одеться так, чтобы как можно меньше поверхности тела оставить на поживу лютому вечернему комарью. Она достала из шкафа джинсы, джемпер с длинными рукавами, носки, кроссовки.
Пожалуй, вот что она сделает: завтра, уезжая в прокуратуру, прихватит с собой чемодан. Пора проститься с «Юбилейным»! Если уж даже Леонида сбежала, не дожидаясь, пока закончится путевка… Конечно, в «Экскурсе» начнут бухтеть, и сильно бухтеть. Ну что ж, теперь у Алены есть вполне удовлетворительная причина покинуть «Юбилейный» – форсмажорные обстоятельства. Кажется, это именно так и называется. Где-то здесь бродит таинственный убийца… И все же надо посоветоваться с Инной. Тем более что она уже возится с какой-то турфирмой по поводу той, другой Леониды. Интересно, с какой? Вот смеху будет, если это тоже «Экскурс», как у местной Леониды Леонтьевны!
Нет, все-таки странно. Странно! Можно жизнь прожить, не встретив женщину с таким редким именем, а тут их сразу две, и обе как-то связаны с турфирмами…
Алена закрыла дверцу платяного шкафа, посмотрела на себя в зеркало и покрутила пальцем у виска. Движение это, послушно повторенное ее отражением, относилось к мысли, которая взялась невесть откуда и без спроса обосновалась в голове.
– Девушка Алена… – сказала наша героиня, глядя на свое отражение, и поморщилась, потому что невольно повторила любимое обращение к ней Жанны. Исправилась: – Писательница Дмитриева, ты не в одном из своих романов, в которых продыху нет от невероятных совпадений, ты в жизни, в жизни…
Фокус состоял в том, что в жизни писательницы Дмитриевой тоже не было продыху от невероятных совпадений.
Жизнь вообще на них очень щедра – куда больше, чем любой, самый изощренный роман. В конце концов, если принять версию о том, что развитие цивилизации – не более чем компьютерная игра, которой переувлеклись небесные силы, то разве удивительно, что программистов иногда клинит, они повторяются, в программе появляются всякие глюки, сбои, они же – роковые совпадения…
Может быть, сейчас Алена столкнулась с одним из таких глюков? Да запросто. Вот и нужно проверить, так это или не так.
Пожимая плечами – мол, все это чепуха, я уверена, что чепуха! – она достала из сумки телефон и набрала номер Инны.
– Ты жива еще, моя подружка? – спросила, когда та взяла трубку.
– Частично, – отозвалась Инна. – Только что притащилась домой – без рук, без ног. Завтра новый виток – идем с Леонидой в «Экскурс». Деньги отбивать за неиспользованную путевку.
– Куда вы идете? – Отражение прижало к сердцу руку, и Алена догадалась, что она сделала то же самое.
– В «Экскурс». Ну, турфирма такая. Я же тебе говорила, что моя клиентка оплатила путевку в пансионат…
– В какой? – быстро спросила Алена.
– Кажется, в «Буревестник»… Нет, вру, в «Юбилейный».
– Точно?
– Точно.
Отражение коварно улыбнулось. Алене казалось, что она-то не улыбается, но отражение…
Вот вам и глюки!
– Слушай, а как отчество и фамилия твоей Леониды?
– О, они потрясающе живописно звучат: Леонида Леонтьевна Литвинова.
– Понятно, – хрипло проговорила Алена, стараясь не смотреть в зеркало.
– А что?
Может, предупредить подругу, что завтра ее и ее клиентку ждут в «Экскурсе» изрядные неожиданности?
Нет. Алена все еще не верит. Отражение верит, а она – нет.
– Да так, ничего. Я тебе, может, еще позвоню сегодня.
– Золотая, не звони, Христа ради! – взмолилась Инна. – Я даже родного мужа отошью, если будет приставать. Из меня Леонида все силы выпила, зараза такая. Так что спокойной ночки!
– Спокойной ночки, – пробормотала Алена.
Что ж это делается на свете?! Получается, Леонида – не Леонида, а…
А кто?
Кажется, Алена знает, кто.
Она выскочила из номера, наудачу стукнула в дверь Нестерова – разумеется, никто не отозвался – и быстро пошла по дорожкам мимо корпусов, вглядываясь в номера над дверьми.