Разбитое сердце июля
Шрифт:
Сначала Алена все же прошла в душ – смыть дневную усталость, а потом забралась в постель. В свою, надо отметить. Прошлую-то ночь провела в чужой!
Ох, умора… Знал бы Игорь…
Не узнает, вот уж точно – не узнает. Тем паче что ему категорически наплевать, по чьим постелям кочует его бывшая подруга. Он и сам, конечно, не теряет времени даром!
«Ты не отвлекайся, не отвлекайся, Алена, – остановила себя наша детективщица. – Где тот листочек, который дал Вячик Крайнов? Вот он, в сумке».
Алена развернула его – пальцы почему-то задрожали – и вновь перечла полные безысходности строки:
«Ласточка
Устал я, устал… мечтаю отдохнуть от всего, от всех, даже от жизни!
Но разве мог я в юности своей розовой подумать, что захочу отдохнуть не на югах каких-нибудь, а в той самой юдоли печали, о которой раньше только в книжках читал?
Ладно, что это я разнудился, как в той пословице: коли сам не виноват, так других виновать, родных и троюродных! Но я-то сам во всем виноват.
Прости, что не исполнил своего обещания, не сделал тебя счастливой, богатой, как мечталось. До тебя, сама знаешь, с женщинами мне не везло, ты всех заменила, все исправила. Очень я хотел разбогатеть, чтобы тебя отблагодарить, вот на этом и сломался. Не перестаю думать о тебе и всем сердцем клясть себя за то, что заигрался в такие игры. Чего бы только я для тебя и для детей не сделал, жизни бы не пожалел! Ты себя береги… ведь ты о моих делах ничего не знаешь, я тебе даже денег никаких не оставил, моим страхом заработанных. Ребятишкам тоже не оставил, хотя тоже очень хотел их обеспечить… Ладно, они уже люди вполне взрослые, понятливые, но главное, чтобы меня не забывали. Не будет им покоя, если забудут меня!
Ну, время торопит. Пора заканчивать мою прощальную писанину, хотя, если бы воля моя на то была, я бы и письма этого писать не стал, и не сделал бы над собой то, что сделать собираюсь. Выпью сейчас побольше, чтоб голова затуманилась, да и…
Прощай, Ласточка моя черноголовая, любимая, ненаглядная, счастье мое. Не забывай меня, самое горькое сейчас – это подумать, что ты меня с другим забудешь… Ведь никто тебя так любить не будет, как я любил, и ты, верю, никого уже так не полюбишь, как меня любила. Ну, теперь уж совсем прощай! Мне пора уходить. Твой до гроба, как и обещал…»
Звенит, звенит щемящая нота!
Алена снова и снова перечитывала письмо.
Допускаем, что Лютов был убит или, может быть, принужден к самоубийству, потому он и пишет: «Деваться некуда, так складываются обстоятельства, что я вынужден это сделать. Если бы мог бы найти другой выход – нашел бы и никогда не совершил бы того, что совершить вынужден». Или еще! «…если бы воля моя на то была, я бы и письма этого писать не стал, и не сделал бы над собой то, что сделать собираюсь».
А вот что особенно цепляет взгляд: «Ладно, что это я разнудился, как в той пословице: коли сам не виноват, так других виновать, родных и троюродных! Но я-то сам во всем виноват».
Почему разорвана строка? Случайно? Или для того, чтобы обратить внимание на слово «троюродных»? Но если так, то что это значит? В убийстве Лютова принимал участие какой-то его родственник? Да нет, вряд ли. Наверняка Лютов писал письмо под контролем, прямого указания на себя убийца не потерпел бы. Пожалуй, слово «троюродный» – единственный намек, который он мог себе позволить. Намек, оставшийся не замеченным для убийцы, но натолкнувший на догадку Нину Елисееву. И Лютов знал, что она поймет этот намек!
В чем суть?
Троюродных, троюродных, тро-ю-род-ных…
Тро-ю… Три ю?
Три Ю, ну конечно! Вот о чем звенит, вот о чем поет – пронзительно и печально – предыдущая строка: «Но разве мог я в юности своей розовой подумать, что захочу отдохнуть не на югах каких-нибудь, а в той самой юдоли печали, о которой раньше только в книжках читал?»
Неестественная какая-то фраза, Алену она сразу зацепила своей вычурностью. Но она вполне объяснима, если допустить, что Лютов написал ее ради трех слов с буквой ю: юность, юга, юдоль. Три Ю! И потом это подтверждающее слово – троюродных…
Их было три компаньона: Борис Юровский, Юрий Толиков и Сергей Лютов. У каждого в имени или фамилии по букве Ю… Смелая догадка, но уж какая есть. Убийцы не заметили намек. Может быть, это совпадение им просто в голову никогда не приходило. Да и Алена не обратила бы на него внимания, если бы не вспомнила об аллитерациях, если бы не ощутила ее чисто интуитивно. Это вам не навязчивый бальмонтовский «чуждый чарам черный челн», эта очень-очень тонкий намек…
Кажется, нечто подобное этим трем Ю Алена сегодня слышала и раньше. Она зажмурилась, вспоминая.
Да, это было, когда Нестеров рассказывал ей о взрыве. Автомобиль стоял под стендом страховой компании «Югория». Женщина, предположительно подложившая бомбу, была одета в футболку с надписью «Юрмала». Вот уже два Ю. А третье? Фамилия жертвы? Может быть… А может, то, что взрыв произошел именно 6 мая, в день Юрия-летопроводца?
Тонко, очень тонко! Ведь как надо свести вместе, соединить все случайности, все эти три Ю, чтобы получилась такая изящная и страшная, смертельная аллитерация! Да, похоже, Нестеров и впрямь был совершенно случайной жертвой. Можно представить, как долго ждала, как старалась Нина, чтобы сошлись три Ю для придания ее мести особой значимости.
Странная, страшная, несчастная женщина…
Теперь пойдем дальше и рассмотрим обстоятельства смерти Толикова. Он умер в бассейне пансионата «Юбилейный». Имеем Ю номер один. Принадлежит пансионат компании «Зюйд-вест-нефтепродукт», а зюйд – это ведь юг. Второе Ю. Фамилия директора пансионата – Юматов. Третья буква есть. Как все сходится! Правда, и самого Толикова звали Юрием, хотя очень может быть, что имя в данном случае роли не играет, ведь одно Ю здесь определенно лишнее.
Здорово! Пусть эта догадка выглядит слишком литературной и далека от действительности, но она – красивая догадка. И очень может быть, что она не столь уж неправдоподобна, как кажется на первый взгляд.