Разбитое сердце июля
Шрифт:
Несчастный ты Достоевский, Алена Дмитриева, опять в своем репертуаре! Определенно не тем ты занялась в жизни, в психоаналитики тебе надо было пойти!
Оговоримся в воображаемых скобках: это не от переизбытка самомнения называет себя Алена Достоевским, просто она по психотипу, согласно замечательной науке соционике, типичный Достоевский. Кстати, интерес к соционике довел Алену до того, что она чуть с жизнью не рассталась, но случилось это так давно (ровно год назад, а с точки зрения нашей легкомысленной героини год – огромный срок!), что она никогда не вспоминала бы о том казусе, когда б не те именно события привели в ее жизнь Игоря… [2]
2
Об
Короче говоря, ни с кем, кроме Леониды, обсуждать нашей писательнице ночные события возможности не представилось. Ну что ж, на безрыбье и рак сойдет. И Алена с самой приятной улыбкой спросила бухгалтершу, надолго ли затянулось банкетное веселье, потому что она, к сожалению, почувствовала себя плохо и оттого рано ушла.
Между прочим, соврать о своем плохом самочувствии – отличный тактический прием в разговорах с людьми, которые относятся к вам недоброжелательно. Для них каждая ваша, даже самая незначительная, неприятность – большое человеческое счастье, источник величайшего блаженства. И если, к примеру, сообщить такому собеседнику о своей смертельной болезни – диву потом будешь даваться жизненной энергии, которая в нем вдруг пробудится, свету счастья, которым озарятся его глаза! И он даже относиться к вам станет гораздо лучше – правда, лишь до той минуты, пока не смекнет, что ждать вашей кончины приходится как-то слишком долго.
Впрочем, с Леонидой этот номер не прошел. Выражение лица у нее было по-прежнему отсутствующее.
– Не знаю, – буркнула она, не поднимая глаз от чашки с какао. – Я тоже рано ушла. Наверное, еще раньше, чем вы.
– Почему?
– Слишком много неприятных лиц, – угрюмо ответила Леонида. – Смотреть противно.
Странное совпадение. Именно поэтому и Алене стало тошно на местном празднике жизни… Может быть, внешность обманчива? Может быть, Леонида из тех толстяков, которые обладают тонкой натурой, и даже где-то под складками ее жира можно отыскать ту самую интеллигентность?
– Да, – согласилась Алена, – публика была, конечно, не комильфо… Ну что ж, таковы нынешние хозяева жизни. Я, вообще-то, ушла еще и потому, что хотела лечь спать пораньше, выспаться наконец. Что еще делать в пансионате, как не спать, верно? Но не удалось.
По идее, должен был последовать вопрос: «Почему?», но не последовал. Кажется, Леониде было равным образом наплевать как на смерть, так и на жизнь неприятной соседки по столу.
Хи… Взаимно, сударыня!
– Я даже и представить не могла, что здесь по ночам может такое твориться! – воскликнула Алена, решив не ждать наводящих вопросов. – Какой-то кошмар. Сплошные хождения, шум, крики какие-то ужасные, будто кого-то убивали… К соседу моему кто-то прибежал ни свет ни заря, ломился в его дверь, как больной слон… Нет, я, наверное, пожалуюсь в администрацию, все же я сюда ехала отдыхать. И если мне здесь не могут обеспечить спокойный отдых, лучше расторгнуть договор и уехать.
Леонида зыркнула исподлобья, и в щелочках ее глаз, проблеснувших меж отекшими веками, Алена отчетливо разглядела жадную надежду.
Впрочем, немедленно лицо толстухи приняло прежнее отсутствующее выражение, и она пробормотала между глотками:
– Дело ваше.
На сем разговор кончился, и его можно было считать совершенно безрезультатным. О том, что Леонида ее терпеть не может, Алена знала с первой минуты встречи, так что новой информации она не получила никакой.
Не везет
Высосав из чайника последние капли какао и вычистив тарелочку из-под масла кусочком булки, Леонида с сожалением оглядела стол, убедилась, что больше есть нечего, разве что отнять у неприятной соседки чашку с остатками кофе. Однако решила этого не делать (видимо, ей и дотронуться-то до Алены было противно), неуклюже выбралась из-за стола и, не дав себе труда не то что пожелать приятного аппетита, но даже кивнуть на прощание, тяжелой поступью направилась прочь, чуточку пошатываясь. Ох, пить надо меньше! Надо меньше пить!
«Интересно, какой бы она была, если бы скинула лишние килограммов сорок? – подумала Алена, провожая взглядом массу, втиснутую в белые бриджи шестидесятого, не меньше, размера и легкомысленную маечку. – У нее, наверное, могло быть красивое лицо, а какие чудные ноги были в молодости, даже и сейчас видно – просто точеные щиколотки! Какая жалость, что им приходится таскать на себе такую тушу… И кожа хорошая. Правда, веснушки, так и что, вон у Ирины Покровской тоже веснушки, а какая красавица, да и у Жан… Так, про нее забыли!»
Сказав решительное «нет» воспоминаниям о позорном прошлом, Алена отставила чашку, поблагодарила официантку и вышла из столовой, испытывая одно лишь желание: вернуться в свой номер и лечь спать.
Такое с ней часто бывало после сытной еды, и это состояние, которое называется «ложная гипергликемическая кома», очень хорошо знакомо всем, кто постоянно ограничивает себя в пище, но порою дает себе волю. В народе говорят: «Хлеб спит». Вообще, всякий переизбыток еды, к сожалению, и сам спит, и заставляет спать своего, с позволения сказать, потребителя.
– Не спи, не спи, художник, не предавайся сну… – вяло забормотала Алена. – Ты вечности заложник у времени в плену…
Писательница Дмитриева тоже была у времени в плену: срок сдачи детектива накатывал неуклонно, как цунами, и пытаться отдалить его было так же бессмысленно, как остановить эту страшную волну. Между тем сюжет будущего романа по-прежнему не придумывался. Хорошо лелеять планы страшной мести разлучнице Жанне и изменщику Игорю, но, по большому счету, кому из читателей так уж интересно описание трещин на твоем разбитом сердце? Любовная история может быть лишь пряностью, которая сдобрит основное блюдо: крутую детективную разборку. А вот с основным-то блюдом дело обстояло пока туго.
Однако добрая фея Фортуна, в принципе, благоволила к Алене и порою щедрою рукою подкидывала ей житейские коллизии, которые вполне годились для сюжетов. Строго говоря, все ее детективы были так или иначе основаны на вполне реальных событиях. А разве мало этих самых реальных событий совершается сейчас вокруг нее, на ее глазах? Смерть Толикова, случившаяся при загадочных обстоятельствах, смерть какой-то девушки, труп которой потом исчез, поиски чего-то – чего же?! – в номере покойного… Богатая фантазия писательницы Дмитриевой вполне могла навить вокруг всего этого таких петель, накрутить таких кругов… А, собственно, почему бы и не воспользоваться тем, что само идет в руки, почему не навить и не накрутить? Правда, надо обогатить известные факты некоторым количеством конкретных деталей, которые писательница Дмитриева очень любила. Если, к примеру, смерть одного из персонажей будущего романа происходит в бассейне, значит, надо этот самый бассейн увидеть. И даже искупаться в нем. И с горки съехать. А потом конкретно описать все это.