Разбитое сердце июля
Шрифт:
Уже проехали через все Кстово и почти доехали до Зеленого города, а она все молчала. И только при виде развязки на повороте в этот самый Зеленый город, где у Жанны была дача – и как же много значила эта маленькая дачка в любовной истории нашей героини! – только пытаясь отогнать нахлынувшие болезненные воспоминания, она решила отвлечься и разомкнула уста для вопроса:
– Раз мы теперь как бы боевые товарищи, может, расскажете, какие у вас раньше дела были с Холстиным? Какие-то серьезные разборки, да? Почему его могли подозревать в покушении на вас? Я правильно поняла – было покушение… даже какой-то взрыв?
– Ну да, случился такой момент в моей жизни два месяца назад, – ответил Нестеров. Попытался ответить легко и даже залихватски ухмыльнуться при этом («Да так, пустяки, царапина!»), но вместо ухмылки лицо исказила гримаса, и, чтобы скрыть ее, он сделал вид, будто закашлялся, прикрыл рот рукой.
Алена моментально отвела глаза, уставилась на дорогу. «Понимаешь, это остро, очень остро», как пелось в старой песне. Зря она влезла с этим вопросом. Если Нестеров не захочет отвечать, она не станет настаивать.
– Слушайте, Алена, если я расскажу вам ту историю, можно попросить, чтобы вы ее нигде не описывали? – вдруг проговорил Нестеров.
Она мгновение подумала, потом повернулась к нему:
– Да.
– Слово даете?
– Даю, – кивнула Алена, которая подобные слова не раз в своей жизни давала – и, что самое изумительное, держала их, отчего ее произведения лишились немалого количества совершенно забойных сюжетных поворотов. Но вот было у нее такое странное свойство: обязательность и даже где-то как-то порядочность. – Но, может быть, не стоит рисковать? Если это какие-то служебные тайны…
– Да нет там никаких тайн, просто неохота, чтобы лишний раз это обсасывалось досужими людьми, – с досадой сказал Нестеров. – А вам я расскажу потому, что мне одна дама просто-таки криком кричит: история не без связи с тем, что нынче утром произошло, и со смертью Толикова не без связи! Вот мне и нужно все со свежим человеком обсудить, у которого информации пусть ноль, но который быстро соображает.
– Быстро соображаю, видимо, я? – уточнила Алена.
– Да-с, – шутливо кивнул Нестеров.
– А дама, которая криком кричит… Ее не Интуиция зовут случайно?
– Снова угадали!
– Ну что ж, рассказывайте вашу историю! – сказала Алена. – Она длинная?
– Да как раз на всю дорогу, – усмехнулся Нестеров. – Так что и не заметите, как доедем. Скучно не будет, гарантирую!
Виктора Нестерова подорвали, когда он продавал свою машину – старый «Форд».
Если кто-то подумает, что он продавал старый «Форд» потому, что купил себе новый, то глубоко ошибется. Нестеров продавал «Форд» потому, что требовались деньги, а что автомобиль был старый, так это его беда, а не вина. Старым «Форд» был уже изрядное количество времени. Строго говоря, два года назад, когда он неожиданно стал собственностью Виктора, этот «американец» уже успел напрочь забыть о своей буйной дорожной молодости. Однако на новую иномарку (да и на отечественный рыдван тоже) Виктор Нестеров в жизни не заработал бы, даже вкалывая день и ночь в той частной сыскной фирме, куда однажды подался, вдруг озверев от работы в милиции и клюнув на уговоры Вячеслава Крайнова, основателя и руководителя агентства «Барс», своего старинного приятеля и бывшего коллеги. Впрочем, от работы в частной конторе Виктор озверел еще сильнее и еще скорее, не через двадцать лет непрерывного трудового энтузиазма, а всего лишь через полтора года. Точнее, процесс озверения начался почти немедленно после вступления в новую должность, однако до увольнения Виктор дозрел как раз через полтора года, когда количество перешло в качество. То есть он давно усвоил, что закон – дышло, куда повернул, туда и вышло, однако, работая в милиции, был убежден (или старательно, причем не без успеха, убеждал себя), что дышло поворачивают туда-сюда как бы в интересах государства. Но беспрестанные вольты для защиты того или иного буржуя от праведного гнева обманутых им граждан или облапошенных им подельников (пусть даже таких же буржуев-обманщиков!) в конце концов довели его до точки кипения.
Чашу терпения переполнило задание совершить по заказу одного богатого клиента физическое вразумление какого-то очень уж тупого конкурента, не желавшего уступать обжитую (и им же открытую!) экологическую нишу нахрапистому и жадному до жизни сопернику, к тому же чужаку – не нижегородцу, а москвичу. В методах вразумления велено было не стесняться.
Узнав о задании, Виктор немножко помолчал, как бы собираясь с мыслями… Потом, правда, выяснилось, что он собирался со словами, потому что такого количества отборного мата ему в жизни изрыгать не приходилось, даже во времена самой своей отвязной милицейской юности, когда дежурить почему-то заставляли чуть не каждые сутки, а народ напропалую шалел от спирта, называемого «Рояль».
Начальник сыскного агентства «Барс» посмотрел на старинного приятеля и лучшего своего сотрудника с некоторым испугом и осторожно осведомился, отчего тот разнервничался. Нестеров опять помолчал, покопался в недрах инвективной лексики и выразился в том смысле, что, начав брать заказы на мордобой, они скоро дойдут и до заказов на смертоубийства.
Крайнов вздохнул и повесил голову. Похоже, такие же мысли и ему не раз приходили на ум, однако с ними он давно смирился как со всякой неизбежностью, ибо понимал: с волками жить – по-волчьи выть, назвался груздем – полезай в кузов, попала собака в колесо – хоть визжи, да бежи, и так далее, и тому подобное, пословиц и поговорок о необходимости смиряться с неизбежным придумано русским народом превеликое множество, а уж в мировом-то масштабе – вообще не счесть! Однако Виктор Нестеров, судя по всему, никаких таких пословиц-поговорок знать не знал и не хотел знать. Причем ни за какие деньги!
Начальник его и друг снова вздохнул и повесил голову еще ниже (ниже плеч, как говорится в русских сказках). Похоже, и с мыслью о неминуемой разлуке с избыточно (даже переизбыточно) честным и принципиальным Виктором Нестеровым он тоже успел смириться.
– Ну ладно, Витек, – сказал наконец Крайнов. – Я все понял. Только мне теперь как быть?
Вопрос мог истолковываться просто: где мне найти второго такого же сыскного пса, как ты, Виктор Нестеров? И ответ напрашивался тоже простой: «Твои проблемы!» Или что-нибудь в этаком роде. Однако «сыскной пес» своим обостренным за долгие годы жизни нюхом мгновенно унюхал второе дно вопроса. Второе дно заключалось в следующем: как же теперь работать моей не слишком-то законопослушной (и это еще мягко, очень мягко, просто-таки пухово-перинно говоря!) конторе, когда ты, чертов пес, вызнал все мои тайны, вынюхал все те стежки-дорожки, которыми я ежедневно и ежечасно обхожу закон? Что же мне, новые тропки протаптывать? Да на это сколько времени и средств уйдет! Проще закрыть лавочку – а неохота, потому что она денежку дает, причем денежку немалую. А еще проще, извини за прямоту, закрыть твое, Витюшка, «личное дело». В том смысле, что… В общем, как говорится, Платон мне друг, но счет в банке дороже.
– Да, – сказал проницательный насмешник Виктор Нестеров, глядя в погрустневшие глаза друга своего Крайнова, – патовая ситуация. С одной стороны, даже киллера на стороне нанимать не надо, вон их полна коробочка своих, состоящих в собственной службе, а с другой стороны, не так-то просто заказать старого приятеля. Опять же искать моего убийцу станут – на тебя всяко выйдут, а тебе внимание бывших приятелей, профессиональных сыскарей, совершенно ни к чему, вернее, смерти подобно. И не потому, что они в самом деле такие уж профи и иглу в яйце зрят. Ты же знаешь, они, полуголодные псы, тебя, буржуя и защитника буржуев, ненавидят лютой ненавистью, им малую ниточку дай – они из этой ниточки таку-ую удавочку совьют, что не только тебя с твоим «Барсом» – всех твоих клиентов смогут (и захотят!) удавить. А клиенты твои, кстати сказать, им мешать не станут, а, наоборот, помогут, как только смекнут, что через тебя их делишкам может опасность произойти. Так что убивать меня тебе, дорогой Вячик, никакой выгоды нет.
Вячеслав Крайнов даже не позаботился сделать вид, будто оскорблен этим нелепым, этим дурацким предположением. Исподлобья поглядел на Виктора и спросил:
– А ты что бы сделал на моем месте? Подскажи, если такой умный!
– На твоем месте я бы лавочку закрыл, – немедленно подсказал Виктор, но, увидав, как мучительно сошлись к переносице брови Крайнова, кивнул понимающе: – Вижу, вижу, что этого ты сделать не можешь, так и будешь мучиться, пока кто-нибудь тебя не возьмет за жабры: или клиенты, или все же государство. Но ладно, выбор за тобой. А касаемо моего увольнения… Я бы на твоем месте мне поверил, что не стану тебя топить и не стану стучать о том, что здесь узнал, обо всех твоих делишках. Об одном только тебя прошу: оставь Лютова в покое.