Разбитое сердце Матильды Кшесинской
Шрифт:
Маля изумленно вскинула на нее глаза. Екатерина Оттовна слабо улыбнулась:
– Да-да, именно так. И вот в это время в Петербург приехала Амалия Феррарис. Это была некрасивая итальянка с сильными, мускулистыми ногами, она танцевала всегда четко и уверенно. Мимика ее оставляла желать лучшего, и в драматической части «Фауста» и «Своенравной жены» она была бледна. Для Феррарис был поставлен балет «Эолина, или Дриада». Мы все приняли ее в штыки, никто не хотел смотреть на нее благосклонно, а ведь она была первой в России представительницей итальянской балетной школы. Мы впервые получили возможность познакомиться с техническими трудностями этой школы. Она всегда славились виртуозной техникой, четкими движениями рук, сложными вращениями, искусным мастерством пантомимы. Итальянки гордились своим высоким прыжком, способностью задерживаться в воздухе. У нас же господствовала французская методика преподавания с ее мягкостью и декоративностью линий, с ее простотой движений. И когда появился Петипа, сменивший Сен-Леона, и начал охаивать вообще все, что было тем сделано, он ужасно бранил манеру танца Феррарис, высмеивал резкость ее движений, например, подгибание ног в прыжке. Мы смеялись вместе с ним. Мы тогда восхищались немкой Адель Гранцова, которая тоже гастролировала в России. Это была действительно выдающаяся балерина, блестящая представительница жанра а la grand ballon, «воздушного». В самом деле, она летала по сцене с совершенно изумительной легкостью! Когда она, бывало, поднимается в воздух, никогда нельзя было угадать, где она опустится. Ее мягкий, чистый, «классический» в самом строгом смысле слова танец доставлял истинное наслаждение всем понимающим искусство хореографии. Никаких технических трудностей Гранцова не знала, ее вариации были детски просты, но все было подчинено строгим законам эстетики. Но мне постоянно казалось, что в ее танце чего-то недостает. Белый цвет прекрасен, но, если все время смотришь только на белое, начинаешь невольно зевать… Потом Петипа стал главным балетмейстером, наш театр ожил под свежим ветром его идей, началась новая история русского балета… Но если бы ты только знала, Маля, – Екатерина Ивановна перешла на шепот, – как я всегда жалела, что не успела ничему научиться у Амалии Феррарис! Мою технику называют виртуозной, но мне иногда кажется, она – как отличное приготовленное блюдо, которое забыли посолить.
Маля смотрела во все глаза, не зная, что и думать. Она не ожидала такой откровенности, не могла ожидать!
– Ты слышала, что в Петербург приехала Вирджиния Цукки, знаменитая итальянская балерина? – продолжала госпожа Вазем. – Разве отец тебе не говорил? Ведь он будет одним из ее партнеров по сцене. Ее пригласил в антрепризу господин Лентовский, но не сомневаюсь, что Цукки непременно будет танцевать ведущие партии в Большом. Даже в Загородном саду у Лентовского она производит фурор, но ей нужна настоящая большая сцена. Обязательно посмотри на нее, посмотри внимательно, возможно, это вдохнет в тебя новую жизнь. Надеюсь, ты окажешься умнее, чем была я, и сможешь не только любоваться ею, но и многому учиться.
Маля кивнула.
– Екатерина Оттовна, я даже не думала, что вы такая… Ой, спасибо! Я обязательно схожу!
– И вот еще что, – госпожа Вазем тонко улыбнулась. – Балет балетом, но и о романах забывать не следует. Это не такая плохая вещь, можешь мне поверить. Ведь я дважды побывала замужем, а значит, кое в чем знаю толк!
Если бы она могла заглянуть в будущее, то увидела бы, что Матильда Кшесинская самым блистательным образом последует всем ее советам и будет признательна за это всю свою долгую жизнь.
– Ты просто мальчишка, – сказал он, неприязненно глядя в румяное сероглазое лицо с круглыми щеками, чуть тронутыми первым пухом. – Мальчишка, бестолочь и трус. Ты совсем не готов к той роли, которую отвела тебе судьба. Какой ты наследник престола? Ты просто гусар, да и тот не из самых лихих.
– Ничего страшного, – ответил «мальчишка, бестолочь и трус». – Батюшка, хвала Создателю, вон какой здоровяк, он еще лет двадцать, дай бог, проживет. У меня куча времени, чтобы приготовиться. Ну а что касаемо не лихого гусара… Забыл, как меня господа офицеры мертвецким отнесли в барак?
– Да и что? – фыркнул он. – Допиться до чертиков небось дело нехитрое. А с женщинами ты дурак. Вон какие были цыганки, к ним под юбку кто хотел, тот слазил. А ты что делал? Только смотрел под эти юбки.
– А что, завлекательная была картина! – хохотнул чуть сконфуженный «мальчишка». – Они ничего не носят под юбками, никаких панталон. Корсетов не носят. Зато раздеваются быстро: раз – и голенькая. А наши… Это ужас! Ты знаешь, я один раз подсмотрел, как переодевались Ксения и ее учительница гимнастики. Я их сначала когда увидел – они были уже в гимнастических костюмах. Это просто туники ниже колен, ноги голые, руки голые… Панталоны они не снимали, было очень смешно, когда ноги начали задирать. У женщин же штанины не сшиты, оказывается. Ну да, а как иначе делать пи-пи? И вообще, если приходит любовник… немыслимо же: корсет снять, потом надеть… Для этого и придумали штанины не сшивать, а вовсе не только для пи-пи.
– Ну и что ты там разглядел у Ксении и у этой гимнастки?
– Да я на Ксению не больно-то смотрел, сестра, это грех, да ведь она и девчонка еще. А вот гимнастка ладненькая такая. Ноги задирает очень высоко. Один раз там, в прорези, что-то мелькнуло, такое темное… Меня как жаром обдало! Но только раз удалось увидеть. Но она уж больно много трещала про эту свою гимнастику! Не просто там «раз-два-три, наклонитесь влево, вправо, ваше высочество, поднимите руки» и все такое. Она Ксении про какого-то мсье Демени рассказывала, который придумал как-то там особенно мышцы расслаблять и напрягать, и еще про мадам Месендик [7] , которая создала гимнастику для женщин. Что-то там про ритм дыхания, связанный с движениями, про то, что все движения должны делаться без остановок между фазами, это, мол, обеспечит правильное кровообращение и не вызовет усталости в мышцах. Я слушать устал! И вот, наконец, Ксении это надоело. Она позвала камер-фрейлину, начали одеваться. Гимнастка сама изловчалась, а Ксении мадемуазель помогала. Ты не поверишь! Я даже не знал, что женщины на себя столько напяливают! Чулки, панталоны… Очень мило ножки в чулочках тугих смотрятся, как ножки балерин в трико! Оказывается, чулки на подвязках держатся, а я, когда был маленький, думал, что девчонки так и носят все время лифчики с резинками, знаешь, какие только на беби надевают, на меня тоже надевали. Я отлично помню! А оказывается, девчонки носят круглые резинки. У Ксении очень красивые были, розовые, а у гимнастки просто коричневые. Скучный цвет, надо носить или красное, или черное, тогда в паху волнительно делается, прямо как жеребеночек начинаешь взбрыкивать! Ну вот… потом надели легонькие такие батистовые сорочки до середины икры. Очень красивые рубашечки – беленькие, с кружевом, лямочки тоненькие… ах, мило! Кружево на самых кончиках грудей топорщится… Ну просто две дуси! Потом девчонок запаковали в корсеты, да еще затянули их. Дышать, наверное, ужасно тяжело, но грудки у гимнастки красиво поднялись и даже у Ксении, хотя там еще подниматься особо нечему… Потом они надели нижние юбки полотняные, с воланами – и все, ножки скрылись. Потом Ксении на корсет еще такую льняную кофточку напялили, я не знал, как она называется. Гимнастка ее не надела, я слышал, как Ксения спросила: «А вы не носите corset cover? Хорошо вам. А меня заставляют!» Потом прикрепили на поясницы такие особенные подушечки – это для турнюров. И еще одну нижнюю юбку, полотняную, такого же цвета, как платье или верхняя юбка. Бедные женщины! Я даже устал смотреть. Они одевались дольше, чем урок шел. Тоска, как им тяжело! Хорошо, что этот разрез на панталонах есть, ну, для мужских надобностей. Чтоб побыстрее можно было постебаться. А то, пока она разденется, так все желание пройдет.
7
Жорж Демени и Бесс Месендик – французские физиологи, создатели гигиенической гимнастики, предшественницы современной аэробики. Рекомендации Демени и Месендик до сих пор считают основополагающими при некоторых видах лечебной физкультуры.
– Постебаться? Какие он слова знает! Желание? Ты способен испытывать желание? А что ж с цыганкой той не попробовал постебаться, как ее звали, Саша? Ух, как она к тебе лезла, помнишь? Только что штаны с тебя не сняла.
– Ты что? Как я мог? Чтобы потом на всех углах трещали: мол, цесаревич оскоромился с какой-то цыганкой?! Хоть ты мне и талдычишь, что я никудышный наследник престола, но все же я свое звание понимаю и честь свою блюду.
– Честь блюдешь? Нет, правда? Расскажи это кому-нибудь другому. Я-то тебя знаю. На самом деле ты стыдишься того, что ничего не умеешь. Боишься, вдруг оплошаешь с женщиной, а она пойдет трезвонить на всех углах, что мужчина, который со своим удилищем не может справиться, – слабак и неудачник. И толку с такого царя не будет, потому что он и с Россией не совладает, как с бабой не совладал.
– Ну да… Ну ты правильно говоришь. Я еще никогда и ни с кем… Я так не могу – в углу притиснуть и юбку задрать, как некоторые из нашего полка. Так у меня не получится. Мне надо долго на женщину смотреть, на ее ножки. Вот почему я в балет ездить люблю. Ах, как меня возбуждают женские ножки! Это просто сойти с ума! Я даже не соображаю, о чем балет, иногда даже музыку не слышу – все на ножки смотрю.
– Ну что ж, не ты один такой. Сам знаешь про своих дедов двоюродных. Оба хороши были, что Константин Николаевич, что Николай Николаевич. Один от Анны Кузнецовой разума лишился, другой от Катеньки Числовой. Слышал небось?
– Еще бы не слышать! В Красносельском театре барельефы и медальоны на стенах, на одном, как рассказывают, выбита головка Числовой – по приказу великого князя Николая Николаевича. А ведь она, говорят, такая стерва! Числову мой дед, государь Александр Николаевич, выгнал из Петербурга за непрестанные скандалы. Правда, потом Папа дозволил ей вернуться, когда на престол вступил. Я смутно помню, даже до меня слухи доходили, мол, сцены ревности и скандалы в семейной жизни Николая Николаевича дело обычное. Ходили даже слухи, будто собственную почту великий князь не мог читать, пока Числова ее не просмотрит и не убедится, что там нет никаких любовных посланий для Николая Николаевича.
– Ну что же, стервы встречаются среди женщин довольно часто. А впрочем, в отличие от Числовой Анна Кузнецова была порядочная женщина, никак не компрометировала Константина Николаевича, жила себе в замечательном доме на Английской набережной, составила ему счастье… Опять же, он мог смотреть на ее ножки сколько угодно… Слышал, наверное, что она для него одного танцевала сцены из его любимых балетов?
– Да… балерины – это вам не цыганки! С балериной я бы, наверное, не прочь, наверное, я бы решился! Или нет?…