Разборки под прикрытием
Шрифт:
– Они могут ее убить…
– Зачем? От злости? Такие люди не злятся, они прикидывают варианты, составляют планы и готовят запасные пути. Гринчук поставил условие – или Инга будет найдена, или он перевернет всё. И у него, насколько я понял, такие возможности есть. И пока он в Приморске, пока он жив – будет жива и Инга, как возможный козырь при переговорах. Умрет Инга – умрет возможность всё уладить миром. А то, что начали давить на нас, во-первых, указывает, что ребята в Приморске, заволновались, а, во-вторых, выдает, что у Приморских ребят есть кто-то и здесь.
–
– Если я прав… – Полковник взял бумажные кораблики со стола, сжал их в кулаке. – Но если я не прав…
Владимир Родионыч потер лицо.
– Я уезжаю на переговоры… О вашем источнике я буду молчать. Мы знаем только, что Гринчук жив, что он в Приморске… Кстати, вы мне все понятно объяснили, я почти с вами согласен… Но вам ничего не показалось странным в поведении Юрия Ивановича?
– Странным? – переспросил Полковник. – Странным… Дерется он много. Это на него не похоже. Совершенно. Обычно он предоставляет это почетное право другим. А потом разбирается с уцелевшим.
– А это тот самый Юрий Иванович? – спросил уже от двери Владимир Родионыч. – Вы бы попросили у своего источника, чтобы он вам… как это сейчас… бросил картинку.
Владимир Родионыч аккуратно прикрыл за собой дверь. Полковник посмотрел на смятые кораблики в своей руке, брезгливо бросил их на пол, достал из кармана мобильный телефон, но, передумав, спрятал его обратно.
В гостиную заглянула официантка.
– Несите второе, – распорядился Полковник. – Война войной, а обед…
– …по расписанию! – словно подхватил его фразу Гринчук.
Стол, за который они сели обедать, был покрыт не белой скатертью, а старой клетчатой клеенкой, вино было не в хрустальном графине, а в трехлитровой банке… Но борщ, сваренный Рубиным, был вкусен и наварист, зелень, только что сорванная на огороде, источала соблазнительные ароматы, а тонко нарезанное чуть розоватое сало выглядело определенно не хуже, чем ресторанные деликатесы.
Хозяин разлил в кружки вино из банки.
– С возвращением, Аркадий! – сказал Рубин.
Аркаша взял со стола кружку, с сомнением заглянул в нее. Легонько стукнул о подставленные кружки Рубина и Гринчука.
– А ничего так вино, – Гринчук чуть пригубил и поставил кружку на стол. – Это вы сами всё готовите?
– Представьте себе! Похоронил супругу десять лет назад и вот до сих пор живу один. И, знаете, привык. Только вино у меня никак не получается. Ты кушай, Аркадий!
Клин оглянулся по сторонам.
Стол был накрыт в беседке, в дом они так и не заходили, дождались хозяина на лавочке во дворе.
– И никому не сдаете квартиру? – Гринчук зачерпнул ложку густого борща, попытался взять в рот, но остановился. – Горячий.
– А вы не торопитесь, – посоветовал Рубин. – Кушать нужно не торопясь. Вкушать! Наслаждаться даже и не самими блюдами, а процессом. Согласитесь, когда люди идут в ресторан, они доплачивают не за результат… Насытится можно и перловкой. Они платят за процесс, вкус, за возможность это делать под музыку, красиво… И курортников я не пускаю по этой самой причине. Я привык наслаждаться жизнью. У меня есть пенсия… Небольшая, как сейчас принято говорить, но хорошая. Время от времени мне достаются заказы на ремонт и пошив обуви… Вскладчину с соседями мы держим двух кабанчиков, каковых обычно забиваем к зиме. Соседи за свиньями ухаживают, а я помогаю решать проблемы с кормами. Живем, так сказать, в симбиозе.
– Очень вкусный борщец, – сказал Гринчук. – Весьма и весьма. Я никогда не научусь готовить что-нибудь сложнее яичницы и жареной картошки.
– А что ты не ешь? – Рубин повернулся к Аркаше. – Неужели не соскучился по домашнему?
– Не знаю, – пожал плечами Аркаша. – Аппетита нет. Совсем. По нам тут совсем недавно стреляли из автомата…
– Серьезно?
– Нет, – улыбнулся, подцепив на вилку кусочек сала, Гринчук. – Если бы серьезно – лежали бы мы сейчас в машине, покрытые аппетитной хрустящей корочкой. В позе боксера.
– Это как – в позе боксера? – Рубин налил себе вина, а в кружки гостей капнул – чтобы освежить.
– Не знаете? Счастливый вы человек, – Гринчук согнул руки в локтях. – Когда тело горит, мышцы и сухожилья теряют влагу, сокращаются… И руки принимают вот такое положение… Приятного аппетита.
– Действительно, – хмыкнул Рубин. – Весьма застольный разговор. Но выглядите вы очень жизнерадостно для человека, которого чуть не убили меньше часа назад.
– Точно. Жизнерадостного. Радующегося жизни, – Гринчук доел борщ. – Спасибо.
– Добавки?
– Очень жаль, но… Жадность говорит: «Еще», желудок просит пощады, – Гринчук откинулся на спинку стула. – Ну, раз уж мы так удачно познакомились, а вы, как сами сказали, все здесь знаете, то не подскажите ли нам… В том числе, как филолог.
– Бывший филолог, – напомнил Рубин, – филолог, который так и не признал кофе в среднем роде, для которого этот благородный напиток навсегда останется мужчиной. Иначе вся наша жизнь превратится в нечто среднего рода. Я стараюсь не читать новоизданных книг, для чтения у меня есть неплохая библиотека… Так что вы хотели спросить? Извините старика за болтливость.
Аркаша тяжело вздохнул.
– Вы Аркаше преподавали русский язык и литературу? – спросил Гринчук.
– Естественно. И, представьте себе, он имел твердую пятерку.
– Вот… – протянул Гринчук одобрительно. – Я когда впервые услышал его ругань, извините, поразился, как литературно правильно он выражается. Без повторов, тавтологии… Блеск. Но в одном случае мы с ним сейчас не нашли общего языка. Некий человек сказал Аркаше следующее: «Тебя не убили, к дьяволу не водили…» и дальше по тексту. Аркаша утверждает, что «водили к дьяволу» это словосочетание синоним – я правильно сказал? – синоним слова «убить». А я говорю, что все это фигня… Извините. Я говорю, что имеется в виду кратковременный визит к дьяволу. Или к кому-то, кто…