Разборки под прикрытием
Шрифт:
– Не нужно сцен, – попросил Гринчук спокойно, – ты там ближе, Абрек, попытайся уговорить беднягу не делать глупостей.
– Глупостей, говоришь? – Олег медленно, опираясь ладонями о колени, встал с камня. – Рот поганый, говоришь? Ты ничего, часом…
Речь Олега внезапно прервалась, он повалился лицом в прошлогоднюю хвою.
Олег, конечно, был когда-то боксером, и удары держал неплохо, но Абрек нанес удар камнем по затылку. Собственно, даже не камнем, а рукой, камень сжимавшей. Не сильно, понимая, что Олега нужно только отключить. Что, если его не остановить, он может натворить глупостей. Например, броситься на Зеленого.
Другого способа уговорить Олега, Абрек не видел.
Выдернув ремень из брюк Олега, Абрек связал ему руки за спиной. Приподнял, прислонил спиной к камню. Похлопал по щеке.
– Ты его не слишком сильно? – поинтересовался Гринчук. – У меня не так много времени.
– Ничего, сейчас очухается. Я знаю.
Большой Олег открыл глаза.
– Сука, – сказал Олег. – Суки.
– Я ж тебе сказал – рот свой поганый держи закрытым, – Гринчук подошел к Олегу и сел возле него на камень.
Олег дернулся, пытаясь разорвать ремень, Гринчук сильно хлопнул его по плечу, усаживая на место.
– Ты прогуляйся пока, Абрек, – сказал Гринчук. – Нам нужно перетереть с глазу на глаз. Мало ли что всплывет в разговоре.
– Я с тобой… – начал Олег, но получил подзатыльник и замолчал.
Если бы его били, пытали, он бы еще мог найти в себе силы сопротивляться, но Гринчук вел себе так, будто разговаривал с нашкодившим сявкой, а это как-то сразу лишало сил.
– Как все-таки измельчал уголовник, – покачал головой Гринчук. – Раньше смотрящим в городе разве мог стать такой мелкотравчатый засранец, как ты… Не надо дергаться. Ты слушай, может, поумнеешь. Это ты со стволом и своими пацанами выглядишь круто, а сейчас… Мне даже оружия не надо. Просто встану, расстегну ширинку, отолью на тебя, а потом отвезу к твоим пацанам. И всё. И нет Большого Олега.
Олег снова попытался встать, и снова был силой усажен на место.
– Я не угрожаю, – продолжил Гринчук. – Я напоминаю, какой хрупкий вокруг мир. А ты ведь даже и не коронован, Олежек. Ведь нет? И татуировок у тебя нет. И совести у тебя нет. Раньше воры какие были? Сволочи, подонки, уроды, один к одному, но законы свои они блюли. По понятиям жили, а если что не так выходило, собирались на толковища… Классические времена! И разве могли они такое сотворить, так своего же подставить, как ты Мастера?
– Я? Мастера? Ты о чем? – быстро, слишком быстро, спросил Олег. – Какого…
– Только не спрашивай, какого Мастера! Не позорься. Спроси, какого черта я тебе это шью… Спроси?
Олег сплюнул.
– Ты дурак, Олег. Полный идиот. Ты на Абрека обиделся, на меня кинулся. Абрек тебя, считай, нежно успокоил. И ушел подальше, чтобы про твой позор не слышать. Иначе жить тебе оставалось всего ничего…
Гринчук посмотрел на небо.
– А жить-то хочется? Хочется. Вот ты Мастера и подставил.
– Я? Не шей…
– Тогда по порядку. Мастер в прошлом году приезжал сюда отдохнуть. На теплое море. Нет?
– Ну и что? Мало ли кто…
– Мало. Мастер – еще старой закалки. Он в чужой город, не предупредив, не приедет. И тебя предупредил. Ведь предупредил?
– Да. И что? – Олег повернул голову, пытаясь посмотреть в лицо Гринчука. – Мало ли…
– Я уже тебе говорил, мало. Где жил Мастер? Не в той ли хибаре, где ты держал Абрека с пацанами? В твоей гостинице? Нет, Мастер в отель бы не пошел, не той породы. Ему бы потише, поуютнее. Так?
– Не в том доме, в другом. Ближе к морю. В заказнике.
– И знал о том, что он там живет, только ты и…
– Да все знали, – сорвался на крик Олег. – И его люди знали, и у нас…
– Тоже верно, – вздохнул Гринчук. – С ним были его люди, они от него не отходили. Кроме, разве что… Понимаешь, я не расспрашивал об этом Мастера и тех, кто с ним приезжал. Я прикидываю, исходя из понятий, и того, что было после отдыха Мастера в Приморске. А ты подтверждаешь. Так?
– Я на себя…
– А ты лишнего не бери, ты говори, как оно было. Значит, приехал Мастер, испросил разрешения, с сопровождающими лицами. Поселился отдельно, один со двора не выходил. Не знаю, как там у него с женщинами, в его-то возрасте, но, может, одну-двух дам ему привозили…
– Никого ему не привозили.
– Возраст, ничего не поделаешь. Он не мог отойти от своей свиты надолго, если его кто-то не пригласил бы. Кто-то, кому он поверил. И кому он мог тут поверить? Он, вор старой закалки?
Олег не ответил.
– А мог бы уже и сам говорить, – посетовал Гринчук, – не заставлять меня воздух молоть. Куда ты его позвал?
– Сказал, дело есть, – тихо сказал Олег. – Сказал, прогуляться нужно, поговорить с глазу на глаз.
– И?
– Что и?.. Что и?.. – закричал Олег. – Приехали к Жабе…
– Это кто?
– Это скала над морем, недалеко от города. Вышли из машины. Нас там ждали, на голову Мастеру набросили мешок, сунули в тачку, увезли. Через час привезли назад. Вытряхнули.
– И что Мастер?
– Ничего Мастер… Какой был, такой и вернулся. Белый весь, правда, руки трясутся, губы дрожат. Но ни синяков, ни ссадин на лице. Молча сел на заднее сидение. И до самого своего отъезда домой ни слова мне не сказал. Всё.
– И больше ты ничего не знаешь? – тихим, почти ласковым голосом, спросил Гринчук.
– Нет.
– И кто же тебе приказал везти Мастера к Жабе?
Олег не ответил.
Гринчук схватил Олега за волосы и запрокинул ему голову:
– Ты, сучок, со мной в молчанку не играй. Ты думаешь, что молчание тебя спасет? Что я не смогу испугать тебя больше, чем тот, кто тобой командует? Ты так думаешь?