Разбуди меня

Zetta

Но сейчас у него в приоритете стояло другое — то единственное, что вообще могло быть в приоритете по отношению к Гермионе Грейнджер.

— Брось, я не собираюсь выманивать из тебя информацию заклинаниями... — сказал он приглушённым голосом, медленно наклоняясь к ней. — Есть и другие действенные способы, не так ли?

Гермиона бессильно подалась ему навстречу, не способная бороться с этим бешеным влечением, которое сжигало её изнутри, и сомкнула ресницы, надеясь, что так, не видя его самодовольного лица, ей хотя бы удастся устоять на ногах... Но Тео внезапно сделал шаг назад, ничего не предприняв, и Гермиона широко распахнула глаза.

— Я не могу больше ждать, но хочу, чтобы ты ответила мне добровольно, без всякого давления, — пояснил он, видя её полнейшее непонимание. — Поэтому рассказываю по порядку: Волан-де-Морт жив... Ничего пока не говори. Он очень слаб, он в том состоянии, в котором ваш золотой Поттер оставил его после битвы за Хогвартс — ты наверняка видела сама. Но я не исключаю возможности, что этот урод способен возродиться. И, что ещё хуже, я более чем уверен, что в Англии полным-полно его сторонников, и некоторые из них гуляют на свободе, ожидая своего часа. Я думаю, ты неплохо изучила характер типичных Пожирателей смерти: это чокнутые на всю башку ребята.

— Согласна, — Гермиона всё ещё пребывала в некотором замешательстве. — Но неужели ты считаешь, что Волан-де-Морт и вправду может возродиться вновь?.. Гарри ведь истребил его, уничтожил всю его силу.

— В отношении этой твари никогда нельзя быть уверенным на все сто, — возразил Тео. — Если он воскреснет, то всему волшебному сообществу придётся очень паршиво. Сдаётся мне, за семь лет Поттер уже устал драться с Волан-де-Мортом, и у него, как бы это лучше сказать... нет того стимула, что был раньше. Но дело даже не в этом. Волан-де-Морта необходимо уничтожить. И это необходимо лично мне.

Гермиону осенило.

— Так вот что мучает тебя!.. — ахнула она. — Эти кошмары — это всё он, да?

— А ты не зря считаешься самой умной волшебницей за последние пятьдесят лет, — усмехнулся Тео, чувствуя некоторое облегчение оттого, что высказал то, что уже несколько месяцев камнем лежало на его сердце. — Ты расскажешь мне, как попасть в эту Комнату?

— Я... я не смогу, — вздохнула Гермиона. — Не потому, что не хочу тебе помочь, а потому, что действительно не знаю маршрута, который гарантированно привёл бы тебя туда. Дело в том, что, когда оказываешься в Отделе тайн, то сначала попадаешь в так называемую Первую комнату. По всему её периметру расположены двери остальных комнат, а сама по себе она круглая и служит для того, чтобы дезориентировать непрошеных посетителей.

— Дезориентировать? Как? — насторожился Тео.

— Она шатается и вертится как карусель, двери мелькают перед глазами, всё смешивается... Ты знаешь, что такое карусель? — вдруг спросила она.

Тео хмыкнул.

— Грейнджер, если я чистокровка, это не значит, что я ничего не смыслю в магловских развлечениях. Тем более что они гораздо разнообразнее, чем у волшебников.

Гермиона собралась что-то сострить, но Тео опередил её:

— Вернёмся к делу. Ты сумеешь по возможности описать эту Первую комнату и доступ к ней? Мне нужно с чего-то начать.

— Нет, я не буду ничего описывать, — глаза Гермионы блеснули, и она выпалила на одном дыхании: — То есть... я пойду с тобой.

Тео на секунду замер, потом снова приблизился к Гермионе и всмотрелся в сверкающие решимостью карие глаза.

— Ты, должно быть, спятила. Я не бывал в этом Отделе тайн, но уверен: это не самое безопасное место в стране.

— Я... пойду с тобой, потому что иначе не получится! Я не смогу рассказать тебе, как добраться до этих комнат... Я могу только показать, понимаешь?

Тео сощурился, продолжая внимательно смотреть в глаза Гермионы, находя в них подтверждение первой же пришедшей в голову догадке.

Показать, говоришь? Да ты просто беспокоишься за меня, боишься, что я там сдохну.

Какой кайф! Не отводи взгляд, прелесть моя, я хочу как следует насладиться этим моментом. Ты готова идти со мной в самый засекреченный уровень Министерства, готова нарушать правила, рисковать — и всё ради меня.

— Мне кажется, или ты на самом деле за меня боишься? — озвучил он свою мысль.

— Вот ещё!

Щёки Гермионы мгновенно вспыхнули обжигающим румянцем, и теперь у Тео не осталось никаких сомнений.

Даже в таком положении ты пытаешься спорить, хотя сейчас это более чем наивно.

— Это, конечно, очень героично, — усмехнулся он, — я бы даже сказал, «по-гриффиндорски». Я вижу, что ты готова рискнуть, и мне это ужасно нравится. Но я хочу сделать это один.

Кровь схлынула с лица Гермионы, а в глазах мелькнуло нечто непонятное, мучительное; то, что не выразить словами. Она была удивлена и отчасти обрадована, что Нотт поделился с ней тем, что его мучило, была готова помочь и прямо сейчас броситься в такой привычный для неё бой с Тёмными силами... Но больше всего она была недовольна, что этот сводящий её с ума человек не хочет брать её с собой — её, героиню и самого настоящего ветерана магической войны!

— Ты ничего не сможешь без меня, — заявила она, пытаясь отодвинуться назад: Тео стоял так близко, что она слышала, как бьётся сердце у него в груди, и это не давало ей возможности хоть немного соображать.

— По жизни — да, — ответил он, и прежде чем Гермиона попыталась осмыслить его слова, мягко взял её за плечи и прислонил к стене.

Стук его сердца стал ещё громче, причудливо-тёмная зелень его глаз, казалось, проникала прямо в её душу, а губы, уже не тронутые усмешкой, приближались неотступно, неизбежно...

Но расчётливый слизеринец замер в какой-то паре дюймов от её лица — нарочно, чтобы поиграть с ней, проверить силу своего влияния, посмотреть, как она себя поведёт. Он знал: что бы она ни сделала, ему в любом случае это придётся по душе. И это было потрясающе.

А Гермиона, измученная эйфорической бессонницей за прошедшую ночь и закравшимися в душу сомнениями — за поездку до Хогсмида, конечно же, негодовала, но разве можно было перед ним устоять?

Она сама потянулась к нему, и когда их губы слились в жарком поцелуе, не смогла сдержать глухой стон. Ощущать его прикосновения, чувствовать силу его тела, зажавшего её между собой и стеной, таять без остатка в его крепких руках, пробравшихся под шерстяной кардиган и обвивших талию — всё это было слишком божественно, и Гермиона поддалась этому натиску, доверяясь Нотту всё больше и больше.