Разбуди меня

Zetta

— Всё хорошо, — искренне прошептала она в ответ, теряя голову от звука своего имени на его губах, вплетая пальцы в его растрёпанные волосы и глядя на него так, словно видела впервые: с нежностью, восхищением и готовностью дарить всю себя. — Ты великолепен...

— Мерлин! — зарычал Тео, прикусывая её шею и увеличивая темп, не в силах больше терпеть. Он так сильно, так отчаянно и так долго хотел её, что сейчас, когда она была в его постели и не то что не сопротивлялась, а с наслаждением отдавалась ему, он терял последние остатки самоконтроля. — Ты моя, только моя...

— Боже!.. — воскликнула она, царапая его обнажённую спину и тем самым заводя всё больше. — Ещё, Тео, ещё...

Его движения ускорились, тело накалилось в предвкушении мощнейшей разрядки. Гермиона скользнула взглядом по его крепкой груди и сильным рукам, выглядевшим в отблесках огня более чем соблазнительно, и провела кончиками пальцев от локтя вверх, к плечу. Ощущение его напряжённых мускулов привело девушку в такой необъяснимый восторг, что она застонала в голос. Нотт совершенно обезумел от её реакции; он наслаждался ею всей, пытаясь впитать, запомнить её подёрнутый пеленой страсти взгляд, приоткрытые, чуть распухшие от бесчисленных поцелуев губы...

Он уже был на грани, когда Гермиона выгнулась под ним, крича что-то неразборчивое и безотчётно впиваясь ногтями в его спину...

Два резких быстрых толчка, и его накрыл сильнейший оргазм.

Внутри словно что-то взорвалось, и волна бешеного, ни с чем не сравнимого удовольствия захлестнула его с головой.

С хриплым, полным наслаждения стоном он опустился рядом с Гермионой, благодарно целуя её вспотевшее плечо. Она устало улыбнулась — обессиленная и абсолютно счастливая — и, прижавшись к нему теснее, почти сразу провалилась в сон.

Несколько секунд Тео с упоением, близким к эйфории, смотрел на спящую в его объятиях девушку. Он испытывал невероятный душевный подъём от одного лишь понимания того, что Гермиона рядом с ним, что она принадлежит ему без остатка, и готов был признать, что этот подъём и был тем самым, во что он так долго и упорно отказывался верить.

Чёрт возьми, похоже, Малфой был прав. Это действительно круто. Ни с кем и никогда не было так, как с ней.

Моя маленькая гриффиндорка, тебе всё-таки удалось сделать то, чего не удавалось никому раньше — ты разбудила меня.

Тео улыбнулся и, крепче прижав к себе Гермиону, провалился в сон.

Следующий день прошёл как в тумане: пропущенный завтрак, удивлённая профессор Вектор, впервые на своём веку сделавшая замечание лучшей студентке школы за опоздание, вопросы Джинни и Астории, обрушившиеся на Гермиону за обедом, и, наконец, совместный со слизеринцами урок зельеварения.

Давно приготовив заданный сегодня Слизнортом экстракт бадьяна, Тео и Гермиона, вновь работающие в паре, не спешили звать профессора, чтобы тот проверил их зелье. Вместо этого оба склонились над учебником, усиленно делая вид, что досконально сверяются с каждым пунктом рецепта, хотя на самом деле поверх страницы «Расширенного курса зельеварения» лежала уже затёртая почти до дыр схема Министерства, в которую Тео пытался по памяти внести изменения, вызванные их вторжением в Отдел тайн.

— Тебя, я смотрю, совсем не волнует, что кто-нибудь может это заметить, — с укором сказала Гермиона, когда Слизнорт, задержавшийся у их стола на добрых полминуты и внимательно за ними наблюдавший, наконец всё же прошествовал дальше.

— Неа, не волнует, — Тео самоуверенно улыбнулся. — Я успею применить Каве Инимикум (2), и никто ничего не увидит.

Гермиона подавила сердитый вздох. Нужно было отдать Нотту должное: он держался весьма хладнокровно, будто между ними ничего не было, ни намёком, ни словом, ни действием не напоминая Гермионе о сегодняшней ночи. Но едва прозвенел звонок и ученики толпой повалили из кабинета Слизнорта, спеша по коридору к ведущей наверх лестнице, Тео с Гермионой, не сговариваясь, нарочно отстали от всех. Вот утихли последние голоса, и теперь в повисшей посреди холодного коридора тишине их шаги отдавались от каменных стен гулким эхом, звуча в такт каждому биению сердца.

Для Гермионы это было целое испытание: идти так близко к Тео, украдкой смотреть на его небрежные движения, на его руки, каждую минуту вспоминая, что они вытворяли с ней ночью... и при всём при том не иметь возможности переступить через свою гордость и сказать ему, что она мечтает всё это повторить.

Ну и вредный же у вас характер, Гермиона Джин Грейнджер!

А как хочется вновь ощутить его тепло, убедиться, что всё это был не сон...

Но раз за разом она упрямо поджимала губы, призывая на помощь всё своё терпение, чтобы сохранять неприступный и абсолютно равнодушный вид.

Но Тео было не провести, и даже в тусклом свете подземельного коридора он сумел перехватить взгляд Гермионы и за доли секунды разглядеть в нём всё то, что и ожидал увидеть — лёгкую тоску, мечтательность, дымку желания. Он знал, что она давно и безнадёжно влюбилась в него, только пока боялась себе, да и ему в этом признаться.

— Я смотрю, ты под впечатлением от прошлой ночи, — шепнул он, у самой лестницы замедляя шаг и от нечего делать поправляя серебристо-зелёный галстук, хотя тот, как и вся форма, и без того выглядел идеально. — Не буду скрывать: мне это льстит.

Пару мгновений Гермиона смотрела на его довольное лицо, чувствуя, как всё внутри привычно начинает закипать. Теперь Тео был в ещё более выгодном положении: он стал её первым мужчиной, и это уже никак нельзя было изменить.

Но она и не хотела ничего менять.

Она лишь хотела, чтобы он подарил ей хотя бы одно прикосновение.

— Ещё бы ты скрывал! — не выдержав, фыркнула Гермиона, крутя пуговицу на мантии. — И хватит ухмыляться, Нотт, что за дурацкая привычка?

Но от этих слов его ухмылка стала только шире. Он порывисто приблизился к Гермионе, которая, вжавшись в стену, даже не могла пошевелиться — так сильно ей хотелось вновь попасть в его плен.

Он чуть приподнял её лицо за подбородок, заставляя смотреть в глаза, и торжествующе щёлкнул языком.

Ещё одна дурацкая привычка!

Собрав в кулак всё своё мужество, Гермиона не отводила взгляд от этих насмешливых глаз.

Почему меня всё раздражает в нём? Раздражает и в то же время притягивает?

Потому что он нужен мне, Мерлинова борода, нужен больше воздуха, но проклятое упрямство не даёт мне в этом признаться!

Как же это мучительно...

— Итак, я снова «Нотт»? А мне, знаешь ли, понравилось, как звучит в твоей интерпретации моё имя... — он сделал паузу для большего эффекта и лишь потом добавил: — Особенно когда оно произносится страстным шёпотом.