Разбуди меня
Шрифт:
Неужели Виктор клонит к...
— Да, да, помню! На Чемпионате мира девяносто четвёртого эта охотница забила не один гол в кольца вашей команды.
Гермиона резко осеклась, подумав, что эти слова могут расстроить Виктора, но он, напротив, с восторгом закивал.
— О, она потрясающе играет! Я раньше ненавидел ирландцев; загонщики из их сборной все эти годы не упускали случая напомнить нам о поражении! Но Эйрин... она совсем другая, понимаешь?
Он взглянул на Гермиону с каким-то тревожным нетерпением, но она лишь улыбнулась, спокойно глядя ему в глаза.
— Понимаю. Порой вот так смотришь на человека, которого вроде давно знаешь, и только сейчас до тебя доходит, что на самом деле все эти годы ты не знал его ни капельки. И ты сам себе дивишься: как же я не замечал его раньше?
— В точку, — подмигнул Виктор, поглощённый своими мыслями и не уловивший в только что словах Гермионы скрытый смысл. Ведь сказанное относилось, скорее, лично к ней, чем к людям в общем. — Так вот, после матча мы с ней разговорились, посидели в магловском пабе, погуляли, и тут я понял...
Он вдруг взял руки Гермионы в свои и снова посмотрел на неё с некоторой тревогой.
— Меня только одно беспокоит... Как к этому отнесёшься ты?
Гермиона ответила не раздумывая:
— Разумеется, хорошо. Я очень рада за тебя, Виктор.
— Но мне придётся покинуть Англию по окончании учебного года. Покинуть тебя.
Гермиона осторожно высвободила руки.
— Прошу, только не нужно чувствовать себя виноватым. Мы с тобой всегда ладили, и я уверена, что отношения с Эйрин нисколько этому не помешают. Я правда очень рада за тебя!
— Но я уеду... возможно, навсегда.
Боже мой, и почему эти слова вызывают во мне облегчение, когда должны вызывать грусть?
Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, почему.
— Мы и раньше нечасто виделись, — ответила Гермиона, даже не пытаясь строить из себя огорчённую и всеми брошенную жертву. Зал понемногу пустел. — Если хочешь, будем переписываться как прежде. Ну, и если Эйрин будет не против. В любом случае здорово, что ты теперь не один.
— Да! Просто мы... я уеду и не смогу быть рядом с тобой, не смогу тебя защитить.
Гермиона хлопнула рукой по своей сумке, из кармана которой торчала волшебная палочка.
— Мы уже не раз говорили об этом. Я справлюсь, не волнуйся. А всё-таки забавно вышло: ведь, получается, ты тоже не продержишься на должности преподавателя защиты от Тёмных искусств дольше года. Но в этот раз, слава Мерлину, это связано не с проклятием.
Крам не смог сдержать улыбку.
— Да, ты права. И всё же прости меня. Наверное, я должен был продолжать за тебя бороться.
— Виктор, что значит «должен»? Это чувства, им нельзя приказывать или распоряжаться ими. Я всегда относилась к тебе как к другу, с которым невероятно легко и интересно, который старше и сильнее, который всегда готов прийти на помощь... но не более того. — Она внимательно смотрела прямо в его чёрные глаза, надеясь, что не увидит в них обиды. — Спасибо тебе за всё. Ты первый, кто меня поцеловал; ты вообще первый парень в моей жизни. Гарри и Рон были совсем дети, а ты так робко и мило ухаживал, просиживая со мной в библиотеке целые вечера. Спасибо, что не был груб или слишком настойчив; в пятнадцать лет меня бы это сильно испугало, и, кто знает — вдруг после этого я бы боялась всех мальчишек как огня? Но мне повезло.
Она внезапно замолчала, поняв, что высказала всё, что было у неё на душе. Хотя Виктору предстояло ещё около четырёх месяцев преподавать в Хогвартсе, ей казалось, что открыть ему всю правду нужно сейчас. Это был истинный конец их отношений — Крам больше не участвовал в борьбе за её сердце, а у того, кому она подсознательно уже готова была это сердце отдать, не осталось явных конкурентов.
Пауза затянулась, и Виктор решил прервать это тягостное для него молчание, переведя разговор в другое русло:
— Ну а теперь поведай мне, что ты делала на Рождественских каникулах. Надеюсь, не зубрила целыми днями программу второго полугодия?
— Конечно нет! — Гермиона даже шутливо ткнула его в плечо. — Отдыхала с родителями в Шотландии, потом дома. Второго января была на свадьбе у Дафны... А, ещё виделась с Роном.
— С Рональдом? — встрепенулся Крам. — Ну и как он? Где вы встретились?
— Он пришёл ко мне в гости, — просто ответила Гермиона, будто это было обычное дело, и Рон заходил к ней каждое воскресенье.
— Пытался тебя вернуть?
Виктор по-прежнему был настроен необычайно эмоционально, и это не переставало поражать Гермиону.
— Нет, с чего ты взял? — сказала она. — Просто поговорили; он рассказал, как идут дела в их с Джорджем магазине. Что тебя так встревожило?
— Всё то же, — уклончиво ответил Крам. — Не хотелось бы, чтобы ты досталась тому, кто в своё время не оценил тебя должным образом.
Гермиона нахмурилась.
— Виктор, — сказала она как можно мягче, — я сама с этим разберусь, ладно?
— Да, действительно, что это я... — сразу опомнился Крам. Гермиона вновь замолчала, задумчиво глядя на него и вспоминая те часы, которые он проводил в библиотеке за книгами лишь ради того, чтобы побыть рядом с ней. Прошло уже четыре года, они выросли, но сейчас разница в возрасте чувствовалась гораздо меньше. Тогда, на четвёртом курсе, ловец болгарской сборной казался ей ужасно взрослым, самостоятельным и... каким-то далёким. Почти всегда он был угрюм и крайне немногословен, а потому Гермиона была уверена, что он и двух слов связать не может и что говорить ей с ним будет просто не о чем. Однако эту убеждённость сильно поколебали его частые визиты в библиотеку и подлинное чтение книг, а неожиданное приглашение на Святочный бал окончательно разрушило её первоначальное мнение о нём как о нелюдимом отшельнике или как о зазнавшейся звезде спорта.
Гермиона словно в Омуте памяти смотрела на проносящиеся перед внутренним взором картины с Турнира, Святочного бала, а затем и свадьбы Билла и Флёр, где Виктор проявил к ней такое внимание, что даже Рон заревновал.
От приятных воспоминаний её душа будто наполнилась теплом, и сердце забилось чуть чаще, но... это не шло ни в какое сравнение с тем волнением, которое она испытала, когда перевела взгляд на вход в Большой зал и увидела его.
Квиддичная сборная Слизерина, очевидно, тоже решила перекусить после изнурительной тренировки и в составе шести человек дружно вошла в Большой зал. Хотя это «дружно» не касалось Тео: он немного сторонился остальных, особенно Монтегю и Харпера, но последний как нарочно вертелся возле него, невзирая на надменное выражение лица партнёра по команде.