Раздолбаи космоса, или Гений кувалды
Шрифт:
– Если хозяева достаточно гуманны, то что, скажите, им с нами еще оставалось делать? Вот, допустим, вы, Рома, обнаружили, что к вам домой пробрался бездомный щенок… Ведь вполне возможно, что вы построите ему конуру, накормите…
– Ага, щенок! – перебил Ромка. – А если щенок везде гадит и мебель грызет?
– В самую точку! – в полном восторге вскричал Сократыч. – Добавьте еще, что он отказывается спать в конуре и перебирается жить… Ну, скажем, в тумбочку с чистым бельем!
– Ну и выгнать обратно на улицу!
– Здравая мысль, – одобрил
– Ну? – не выдержал Василий. – Что следовательно-то?
– Следовательно, хозяевам выгодно, чтобы щенок грыз мебель и спал в бельевой тумбочке, – ясно выговорил Сократыч.
– Дед, по-моему, у тебя глюки, – искренне сказал Ромка.
Но дедок Сократыч его не услышал. У него было лицо человека, внезапно вспомнившего про невыключенный утюг.
– Ай-ай-ай-ай-ай… – потрясение выговорил он наконец и поднял на собеседников слегка округлившиеся глаза. – Странно, как это мне раньше в голову не пришло… Вот, послушайте. Кто виноват, что мы оказались здесь? Владельцы летающих блюдец, не правда ли?.. – Сократыч честно сделал паузу и, не услышав возражений, продолжал:
– А кому мы наносим урон? Хозяевам, так ведь? Иными словами, с нашей стороны будет вполне резонно предположить, что хозяева имеют право требовать с виновников (то есть с владельцев летающих блюдец) компенсации за наносимый нами ущерб И если размер компенсации значительнее, чем размер ущерба, то, стало быть, хозяевам выгодно, чтобы мы ломали как можно больше!… Я, конечно, не экономист, но, кажется, гипотеза вылепляется прелюбопытнейшая.
Весьма довольный собой, Сократыч потянулся за следующей капсулой.
– Так эти… на тарелках… – ошарашенно проговорил Ромка. – Они что, совсем глупенькие, что ли? Прилетели бы разок, посмотрели…
– Возможно, им дешевле заплатить штраф, чем добиваться справедливости, – тонко заметил Сократыч. – Такое и у нас, согласитесь, случается. Причем сплошь и рядом – вот Василий не даст соврать…
Василий мотнул отяжелевшей головой, словно стряхивая наваждение.
– Сократыч! – проскрежетал он. – Я ж тебя о чем спросил? Я тебя спросил, когда прилетают тарелки. И все! А ты мне тут плетешь про хозяев… и про этих…
– Да, действительно. – Дедок смутился. – Вы здесь уже сколько? Три дня? Ну вот, стало быть, еще денька через три можно уже садиться в засаду… Желательно где-нибудь возле «конуры». Хотя, честно предупреждаю, зря вы все это затеяли, Василий.
– Ну это мы еще посмотрим, – буркнул тот. – Значит, через три дня в ночь… А тарелки каждый раз кого-нибудь привозят?
– Не-ет, – сказал дедок. – Если бы каждый раз – тут бы уже повернуться было негде. Чаще всего – сядет, постоит и улетит снова.
– Люк открывает?
– Если привезла новичка – обязательно!
– И сразу закрывается?
– Да.
– Понятно… А сами открыть не пробовали?
– Открыть – нет. Но разломать – пытались.
– И
– Да ничего. По-моему, Рома, вы единственный, кому удалось оторвать от летающего блюдца хотя бы одну деталь.
Ромка остался весьма доволен услышанным. Минута прошла в молчании.
– Та-ак… – С угрюмой решимостью Василий снова поскреб щетину. – Ну, спасибо тебе, Сократыч… Что-то я тебя еще хотел спросить… Да! Не знаешь, чем тут бреются?
– А световодом, – любезно объяснил дедок. – Вон тем – тоненьким, сереньким, с краешку… Сейчас покажу.
Все трое встали и приблизились к стройным, улетающим ввысь стволам, неспешно расплескивающим радужные волны. Серенький световод был тонок, как струна, и не сразу различим.
– Вот, – сказал дедок Сократыч. – Не бойтесь, кожу не прорезает, а щетину снимает идеально. Единственная трудность заключается в том, что все приходится делать наоборот: так сказать, не бритвой по лицу, а лицом по бритве… Ну, ничего. Со временем привыкнете.
Лика медитировала. Сложив ноги кренделем и выпрямив спину, она парила над черным бревном кабеля и, омываемая волнами приглушенного полусвета, отрешенно глядела на пульсирующие светоносные стволы. Выглядело все это, следует признать, весьма эффектно. Хотя Ромке теперь и самому ничего не стоило влезть на кабель и заплестись в «полулотос».
Несколько секунд Лика пребывала в неподвижности, потом медленно повернула голову и с величественным недоумением взглянула на пришельца. Запросто можно было подумать, что узнала она его не сразу.
– Ну и как там у них? – полюбопытствовал Ромка. Лика вздохнула, уперлась ладонями в воздух и расплела ноги. Села по-человечески, улыбнулась.
– У кого?
– Ну… у хозяев там… Снаружи.
Лика помолчала, загадочно на него глядя.
– Все будет хорошо, Рома. Я спрашивала о тебе, и они сказали, что все будет хорошо…
В этот раз на Лике была коротенькая белая туника, охваченная поверху еще более короткой безрукавочкой, плетеной на манер рыболовной сети, но только с кисточками, узлами и прочим выпендрежем. По белоснежным складкам порхали цветные блики. Ромка ухмыльнулся.
– Слушай, – сказал он. – Вот ты говоришь: хозяева там – сияние… А на фиг им тогда летающие тарелки? Раз сияние…
– Тарелки – это не для них, – кротко пояснила Лика. – Это для нас. Сами они, конечно, прекрасно обходятся и без тарелок.
– Ага… – озадаченно пробормотал Ромка. Похоже, у Лики, как и у Сократыча, на все был готов ответ. – Слушай, – сказал он, – а ты сама в «конуре» что-нибудь измыслить пробовала?
Лика выпрямилась и недоуменно свела брови.
– Что значит – пробовала? Прости, Рома, но это даже как-то… обидно. Одну мою работу ты вроде бы и сам видел… Не то чтобы я придавала этому большое значение, но иногда, знаешь, хочется поразмяться, вспомнить прежние навыки… Я, видишь ли, работала художником-декоратором в драматическом театре…