Разгневанная река
Шрифт:
А Фи сидела под деревом, задумчиво глядя на воду. Сейчас лицо девушки стало совсем иным; обычно насмешливый рот был плотно сжат, между бровей обозначилась глубокая складка. Одной рукой она машинально выщипывала траву. Почти всем знакомым, как и Донгу, Фи представлялась беззаботной, даже легкомысленной, и вряд ли кто-нибудь догадывался об ее истинных мыслях и чувствах. Фи нередко овладевала непонятная тоска и глубокое отвращение, чуть ли не ненависть к окружающим ее людям. По существу, на всем белом свете у нее был один только близкий человек — мать. Но с недавних пор она стала испытывать к ней что-то похожее на жалость и, быть может, даже презрение. Фи видела, что из-за своей слабохарактерности мать превратилась в игрушку этого типа. Нет, она не упрекала мать за ее второе замужество. Маленькой она, правда, ревновала мать к будущему отчиму, хотела, чтобы та принадлежала только ей одной. Когда они все-таки поженились,
Однажды Фи приехала на новогодние праздники домой. Ей было в ту пору девятнадцать лет. Мать не могла налюбоваться на нее. «Ты что же, — шутила она, — решила поспорить с бамбуковым шестом? Небось уже и замуж собираешься?» А Фи и сама не рада была, что растет как на дрожжах. Аппетит у нее был завидный: ела все подряд и улыбалась, замечая, как округляется ее тело. На четвертый день праздников мать решила съездить с младшей дочерью в уезд Тхайнинь навестить родственников. Не желая оставаться дома без матери, Фи взяла книгу и ушла на холмы. Вернувшись к обеду, Фи заметила, что Тхук как-то странно посмотрел на нее и отвернулся. Отец с сыном уже поели, посуда была убрана, и Фи отправилась на кухню. У старой няни тоже было какое-то странное лицо. Перекусив, Фи направилась к себе и еще в дверях увидела, что ее вещи вытащены из чемодана и разбросаны по полу. В смятении она выскочила из комнаты и, разыскав няню, потребовала от нее объяснений: что все это значит. Няня шепотом рассказала, что у хозяина пропало несколько сот донгов и Тхук высказал предположение, что хозяйка отдала их Фи. Ни слова не говоря, Фи тут же собрала чемодан и выбежала из дому. Остановив рикшу, она добралась до станции и уехала в Ханой.
С чемоданом в руках она стояла на привокзальной улице, не имея представления, куда идти, — ведь до конца каникул оставалось еще несколько дней. К счастью, она встретила подругу, которая увела ее к себе. Целыми днями Фи шутила, смеялась, словно играла роль, и вот теперь здесь, у ворот пагоды, ей вдруг захотелось броситься в воду, чтобы раз и навсегда покончить с этой проклятой жизнью…
Только жалость к матери удерживала Фи от этого шага. Мать на следующий же день после ее отъезда приехала в Ханой и разыскала ее. Фи видела, как тяжело переживает она случившееся, хотя так и не решилась заговорить об этом с дочерью. С того дня Фи поняла, что между жизнью матери и ее собственной жизнью пролегла пропасть. Фи вскоре должна была получить свидетельство об окончании школы, но, чтобы жить самостоятельно, нужно найти работу. Фи даже не представляла себе, чем будет заниматься. Ей хотелось посоветоваться с опытным доброжелательным другом, но такого у нее не было. В сущности, она была совершенно одинока. О, как недоставало ей сейчас отца! У родственников для нее был один совет: поскорее выходи замуж. Они сообщали Фи обо всех богатых сынках, всех возможных женихах, будь то даже мужчины в возрасте, лишь бы с положением. А у нее все эти разговоры вызывали лишь тоску и раздражение. Странное дело, для всех мужчин, которых она встречала, и холостых и женатых, она была лишь какой-то пряностью, возбуждающей желание. Чтобы скрыть свои истинные цели, они притворялись и лгали, лгали на каждом шагу!..
— Ну как, все могилы обошел? — Фи подняла взгляд на Донга.
— Когда-то, — улыбнулся Донг, — на этом месте стоял дворец одного из правителей династии Ли. Дворец назывался «Изумрудные покои», и правитель отдыхал там, наблюдая за рыбками в озере.
— Ну до чего же ты просвещенный человек! — Следы горьких раздумий словно ветром сдуло с лица Фи. — К тому же удивительно воспитан. Пошел, называется, прогуляться с девушкой! Бросил меня здесь на произвол судьбы, а сам исчез неизвестно куда.
Фи проворно вскочила на ноги. Донг продолжал с улыбкой смотреть на нее. Он увидел на лице девушки суровое, несвойственное ей выражение, которое как-то странно старило ее. Но уже через минуту перед ним снова была прежняя кокетливая, насмешливая Фи.
— Хотела посоветоваться с тобой об одном важном для меня деле, но ты этого не заслужил! Пойдем, я уже нагулялась.
11
Дома Донг застал только Биня, который сидел в саду, в тени гуайявы, и сосредоточенно плел корзину.
— Обедать будешь? — спросил он, не отрываясь от работы. — Брат уже поел и уехал по делам.
— А Быой еще не вернулась?
— Нет, иди ешь. Я поджидаю из школы На, зайду попозже. А Быой неизвестно когда вернется.
Братьям не сразу удалось найти такую удачную квартиру — за один донг в месяц; плюс к тому хозяин брался готовить им. Прошло уже немало времени, с тех пор как Бинь овдовел и у него осталось трое детей — все девочки. Старшая вышла за пильщика с причала Тем, так что теперь с Бинем жили только шестнадцатилетняя Быой и На, которой недавно исполнилось девять. Кормились за счет крохотного огорода. Кроме того, растили на продажу свинью, а в восьмом месяце лунного календаря высаживали кусты персика, дикого мандарина и цветы — этот товар шел нарасхват в предновогодние дни. Их деревянный дом, крытый соломой, выходил на берег озера, от которого в жару веяло прохладой. Одно неудобство — свиной хлев почти вплотную примыкал к дому. Из-за этого здесь не переводилась едучая мошка, а в жаркие летние дни от свинарника несся такой смрад, что у Хоя голова разламывалась от боли. Хозяин страдал желудком, и на плечи Быой легла вся тяжелая работа по дому. С раннего детства Быой не расставалась с коромыслом, видно, потому и осталась маленького роста. Солнце еще не взойдет, а она уже с коромыслом на плечах семенит по дороге на рынок своим упругим, спорым шагом. С рынка бежит на Соевую улицу, оттуда на Угольную — за пойлом для свиньи. А вечером нужно еще прочистить канавки, полить овощи, прополоть огород. И уже почти затемно тащится Быой по дороге к городу собирать навоз на удобрение. День-деньской носится она как заведенная, ни на минуту не присядет. И всегда ровна, приветлива. Быой любила поговорить с постояльцами и часто приставала к Хою с просьбой почитать ей вслух свои рассказы. Учиться ей не пришлось, зато она знала много песен, почему и пользовалась особым расположением Хоя. Чтобы младшую дочь не постигла участь Быой, Бинь по совету Хоя устроил девочку в начальную школу.
Донг ушел обедать. Ели они с братом обычно в своей комнате, ибо во всем, что касалось денежных расчетов, Бинь был крайне щепетилен; он и готовил и накрывал братьям отдельно. Кормил он их отлично и всегда вовремя. Сам с дочерьми ел когда придется и что бог пошлет.
Донг уже кончал обедать, когда шторки на дверях тихо раздвинулись и вошел хозяин. Он присел рядом с Донгом на длинную бамбуковую скамью, налил себе чаю, закурил и приступил к обычным расспросам:
— Ну, что нового пишут в газетах? Как там война?
— В России идут упорные бои. У немцев под Москвой несколько десятков дивизий, а взять они ее не могут: русские стоят насмерть. И морозы сейчас в России страшные. Все в снегу. Немцы тысячами мрут от холода. Недобрым словом «генерала Зиму» поминают.
— Сколько же в одной дивизии солдат будет?
— Да не меньше десяти тысяч!
— Выходит, с каждой стороны по нескольку сотен тысяч воюет?
— И это только под Москвой! А на всех русских фронтах миллионы и миллионы.
— Ну а японцы что?
— Японцы на днях взяли Гонконг и Сингапур. Сейчас ведут бои за Филиппины.
Хозяин слушал его, прихлебывая из чашки чай, и только сокрушенно качал головой, когда Донг говорил, сколько людей погибло, сколько взято в плен.
— Какие же это страны должны быть, раз такая масса людей воюет! Нам бы ни за что не выдержать такое! На нас вот японцы налетели, будто саранча. На такую прорву одного рису не напасешься. А ведь они и лошадей кормят рисом и кукурузой! Да, ты не слышал историю про косаря из Коби?
— Нет. В Коби, я знаю, у японцев кавалерийские части.
— Вернулись женщины оттуда и вчера на рынке рассказывали. Сдохла у японцев лошадь. Ну, они схватили старика, который им корм задавал, привязали к лошадиному хвосту и гнали лошадь, пока от старика не остался мешок с костями.
Бинь замолчал, потягивая из пиалы чай. Да, печальна судьба их страны…
Часа в три пришел Хой. Он был весь красный и, войдя, швырнул на кровать старую фетровую шляпу.
— Ну как съездил? — спросил Донг, наливая брату чай.