Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.
Шрифт:
Последний раунд описать невозможно. Только профессиональный комментатор мог бы это сделать, а нам, любителям, очевидцам того мордобоя Несмеянова это не под силу. Но вот что интересно: я засек время начала третьего раунда. Карташов дал финальный свисток через четыре минуты пятнадцать секунд. Плюс-минус одна секунда. Ваня тяжело дышал, на Несмеянова было больно смотреть. Мне даже на одну секунду плюс-минус пять миллисекунд стало его жаль.
Мы праздновали весь остаток дня. Несмеянов неделю ходил в темных очках. Карташов…
Душевный человек, капитан Карташов!
Граф Коля
Нашего ротного пса звали
Через пару дней выяснилось, что новый член нашего дружного курсантского коллектива оказался на редкость нрава весёлого и беззлобного, с ярко выраженными признаками высокого собачьего интеллекта. Пару дней он крутился возле дежурной службы, а на третью ночь вылез из своей конуры и уселся возле тумбочки дневального. Рота наша располагалась на втором этаже, и дневальные, чтобы не проморгать бесчисленных дежурных, обеспечивающих и проверяющих, обычно открывали дверь на лестничную площадку и через окно на лестнице наблюдали за входом в здание. Вот эту позицию и облюбовал наш найденыш.
Какой же на утро был восторг, когда дежурная служба рассказала, что за всю ночь пёс не пропустил ни одного проверяющего. Заметив офицера, он негромко тявкал и тут же убегал в свою «шхеру». Особую неприязнь у него вызывала повязка дежурных, так называемые «рцы». На неё он сначала рычал, потом тявкал и уже после этого шхерился. Но он совершенно не реагировал на курсантов, которые возвращались из увольнения или просто из «самохода», и даже доза принятого на грудь его не смущала.
Такие способности тут же были по достоинству оценены. Пса зачислили на штат «ночного помощника дневального» и поставили на котловое довольствие. А за то, что первым, кого он засек в ту ночь, оказался зам начальника второго факультета, известный своей подлючестью и привычкой втихаря прокрадываться в ротные помещения и заставать дневальных врасплох, пёс получил кличку «Коля», потому что этого «лазутчика» звали Николай Иванович.
Такой помощник в ночное время давал возможность дневальным до предела обнаглеть: почитать конспект, отойти покурить или подавить харю о тумбочку, не опасаясь быть прихваченным. Коля бдительно стоял на стрёме.
Скрывать от командира факт проживания Коли во вверенном ему подразделении не имело смысла. Все равно, рано или поздно, обнаружил бы. Поэтому решили сами ему доложить.
– Леший с вами, – резюмировал командир. – Пусть живёт. До первого замечания.
Надо отдать должное, командир довольно терпимо переносил Колино присутствие, тем более что днём на людях он почти не появлялся – отсыпался после ночной вахты. Кэп иногда даже позволял себе почесать у него за ухом, приговаривая: «Как жизнь, ушастый?». Коля с достоинством принимал ненавязчивые командирские знаки внимания, но подхалимских замашек при этом не проявлял, строго соблюдая приличествующую в таких случаях субординацию. Но подспудная мысль – тронуть, в конце концов, и командирское сердце его, видимо, не покидала. Когда командир утром заходил в роту, и дежурный командовал «Смирно!», после чего следовал доклад, Коля стал вылетать из своей конуры, мчаться к командирскому кабинету и усаживаться возле двери.
– Дежурный!
– Я!
– Почему пёс торчит возле моей двери?
– Так он того… Вас встречает, товарищ командир.
– Да? Ну, заходи, Коля, расскажи, что у нас тут ночью творилось. Чувствую, мне не все доложили, – хитро улыбнулся командир.
Это стало ритуалом. Но высший пилотаж Коля показал, когда вдруг полюбил вечерние поверки. Он регулярно пристраивался на правом фланге и замирал на все время переклички. Однажды старшина роты, заметив Колю в строю, в конце неожиданно выкрикнул: «Дублёр Коля!» Тут же со шкентеля [100] отозвалось: «Тяв!». Мы были в истерике.
100
Шкентель – короткий корабельный трос, здесь – фланг строя.
Но, как говорится, «В России все секрет, и ничего не тайна». Про уникальность нашего пса по училищу поползли слухи. На него началась настоящая охота. Беднягу несколько раз воровали, но он упорно возвращался в свою роту. После очередного покушения командир не выдержал и приказал дежурным по роте лично выгуливать Колю, и не как-нибудь, а на поводке. Тут же из курсантской кассы была выделена необходимая сумма на собачью амуницию. На ошейнике ротный художник сделал несмываемую надпись: «ВВМУРЭ им. Попова. 44 рота».
Наши соседи-одногодки, но с другого факультета, рассуждая примитивно, как положено связистам: «Подумаешь! У нас тоже усы растут!», приволокли к себе в роту какого-то помоечного придурка. После отбоя пёс взвыл, и выл, не переставая, до самого утра. Семьдесят рыл всю ночь таращились в потолок и через два дня пса выгнали.
А потом началось.: Всяк из увольнения идущий считал своим святым долгом притащить с собой какого-нибудь пса. Иногда со скандалом. Какие-то идиоты увидели старика, дремавшего на скамейке у английского пруда. Рядом на поводке тихо лежал пёс. Его дёшево купили за конфету, поводок пристегнули деду за петлю тужурки и смылись. Дед очухался, удивился, тут же нашлись очевидцы, и старик рванул с жалобой к дежурному по училищу.
Вот таким незатейливым способом наше училище радиоэлектроники постепенно превращалось в собачий приют. Бездомных собак к радости коммунальных служб города становилось всё меньше, а у нас уже вовсю игрались собачьи свадьбы. Сытое существование собачьей стаи обеспечивала камбузная бочка для отходов. Три раза в день камбузный наряд вываливал в неё огромные лагуны. [101] Половину, естественно, мимо, к великой собачьей радости. Вокруг бочки вылизывалось всё, до зеркального блеска, так что приборку вокруг бочки уже забыли, когда делали.
101
Лагун – на флоте так называют бачок.
Но, в один прекрасный день идиллия кончилась. Однажды дежурная служба КПП училища прикормила с вечера какого-то пса. За кусок мичманской колбасы тот «веселил» их всю ночь, резонно решив, что КПП отныне его законная территория. Утром народ потянулся на службу. Дневальный на «вертушке» проверял пропуска, мичман, с глазами как у окуня от недосыпа, сидел за столом в своём аквариуме, а пёс дремал здесь же у его ног. И тут на КПП входит зам начальника училища контр-адмирал Токарь. Мичман срывается с места и бросается ему навстречу.