Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.
Шрифт:
А кабанью шкуру заначил Василёк. И всегда хвастался умением стрельбы «в глаз», предлагая гостям найти на шкуре хоть одно отверстие от пули.
Maxez Туман
Туман. Боже мой, какой туман.
Мой кораблик стоит на якоре в бухточке напротив длинного мыса, на этом мысу торчит застава, а с другой стороны нагло воруют крабов японцы, две «кавасачки», [160] и застава вот сейчас даёт наводку…
А я – командир пограничного корабля. Командир обычно не пишет дневников. Командир командует. А если писать, получаются в основном панегирики, с этим у меня зам справляется хорошо, он спец просто. Неплохой мужик: наверно, потому, что старый – на пять лет старше меня, древний такой капитан.
160
«Кавасачка» (жарг.) – небольшое японское рыболовецкое судно.
Флот к замам относится плохо, армия ещё хуже, а у нас… Даже не знаю. Большинство, конечно, уроды. Начальство – однозначно. А вот корабельные, вроде, ничего. Наверное, потому, что в лучшие времена офицеров по штату пять человек, и зам – один из них, и ему ничего другого не остаётся, как быть сначала офицером и членом экипажа, а уже потом членом… замом, то есть.
Вообще же, морчасти – царство штурманов и механиков. У меня в экипаже по штату – три штурмана: я, пом (он же КБЧ-2,3 и начальник СлХ) и собственно штурман, он же КБЧ-4,7. Три поколения выпускников Каспийского командного «зыха». Так вот и растём: штурман-пом-командир. Дальше? Дальше на берегу. Если повезёт.
А ещё есть уже упомянутый зам. И ещё мех. И все. Офицеры кончились.
А ведь летом на границу ходим по двое-трое: командир, мех и кто-то из остальных. Так что я уже давно не умею глубоко спать. Разучился.
Мне удаётся командовать негромко. Просто терпение. Не только когда сразу не понимают, и ты повторяешь много-много раз, но и когда кому-то голову откручиваешь, а этот кто-то кричит. Ему плохо. А ты все равно крутишь. Терпение – основное измерение доведённых до конца дел. Это, собственно, и все, что нужно командиру.
Кто что за это теряет. Сон, нервы, сердце, потенция, седина, экзема и т. п…
Знаете, что я отдаю? Дыхание. Свободные потоки воздуха через лёгкие. Они бывают изредка, ночами, наверху, когда мне удаётся не отвечать. Не нести ответственность. Никого не подгонять под эту ответственность. Просто быть. Но и там тусклый репитер ГКУ и три зелёных огонька телеграфа начеку: поплавки. Ответственности. Так что почти все время дышишь по внутренней команде: «Вдох-выдох». Вдох. Стоп. Аккуратный выдох. Это – шиза, но она у нас в порядке вещей, а значит, служебная необходимость. Нормальные люди в русских морях давно перевелись, если вообще когда-либо были.
Всё. Больше ждать нельзя. Мне лично эти японцы ничего плохого не сделали, но есть игра. Есть правила. И ещё есть туман. Он – и рамки, и условия, и моя возможность выиграть. Боюсь, единственная: все остальные козыря – в широких рукавах японских штормовок.
Здесь хороший грунт. Неужели я приду с границы с обоими якорями? Мех говорит, что левой машине не пойдёт режим полного хода. Это значит, что больше тридцати узлов мне не видать. Это не есть гут, но это чуть позже. А сейчас – только средний главный двигатель, восемьсот оборотов.
– Средняя вперёд, – я слышу свой голос, как в комнате для звукозаписи. Форштевень, скулы, надстройка, стекла ГКП, мачта с крутящимся лопухом МР-220, я, сигнальщик, рулевой и старшина ЭМК толкаем перед собой плотную завесу тумана на скорости 10 узлов. Предел управляемости моего кораблика, бака которого я не вижу. Вижу я рога носовой артустановки, плавно тонущие в молоке. Прямо по курсу. Прямо по морде. Бортовые машины. Тысяча двести. Тысяча восемьсот.
24 узла. Управление с ГКП. Возня на катер-балках, помощник запихивает патрон в сигнальный пистолет.
Волна – глухое «бу-бух» в днище висящего катера. Пом и бойцы в катере хватаются за всё подряд. Три стоп. Катер сразу же заводится – нежный поцелуй меху. Две секунды – и скорлупка, рыча, исчезает в белой пелене мироздания, зябко колышущейся на длинной океанской волне. Пом с орлами пошёл к японцам.
Расчёт прост: в таком тумане можно ориентироваться только по РЛС. «Кавасачки» не видят, кто к ним идёт. Могут только предполагать. Скорость у «Чирка» [161] мала, никакой надежды догнать японца, но его задача и не в этом. Он должен только спугнуть. Джапы, естественно, ломанутся в нейтральные кратчайшим курсом, а там, на кромке тервод, их будет ждать Я. С «Лимой», пушками и, надеюсь, тридцатью узлами.
161
] «Чирок» – катер.
Где-то над головой, поскрипывая, вертится антенна РЛС – и глаз, и ухо в кромешной белизне. Там же полощется зелёный флаг морчастей и зелёный же «рубль». Выгнуты, надо полагать, антенны на ходу, какой поэтичный образ. Не отвлекайся, командир. Смотри, дёрнулись враги. Обе, пеленгом, бегут сюда. «Чирок» где-то кабельтов не дошёл. Молоток пом.
Туман пошёл клочьями, ветерок. Что хорошо весьма.
Ну что же, вторая ОГ [162] – весёлый старый зам с бойцами в поперечном коридоре, в готовности. Почему не на баке? Потому что сначала я, командир, собственной персоной, собираюсь слегка пострелять.
162
] ОГ – осмотровая группа.
Пушки оставим в покое. Для таких случаев у меня есть автомат, обычный «калаш».
Три стоп. Они что, на экранчики свои не смотрят? Идут прямо на меня, не сворачивая. Скорость где-то 21-22 узла. Тихо! Нет, не слышно…
Как там у Розенбаума? «Очередь от живота»? Шесть кабельтовых. Пять. Четыре. Слепые у нас сегодня японцы. Орёт ВПС – застава нервничает: «Шестидесятки идут прямо на вас!»
Да знаю я! Испокон в морских делах – банк у того, кто умеет ждать. Независимо от эпохи и применяемого оружия. Терпение, командир. В магазине только трассёры.