Разграбленный город

Olivia Manning

The Spoilt City

Из окна Германского бюро пропаганды исчезла карта Франции, вместо нее вывесили карту Великобритании. Все расслабились. Жаль, конечно, что следующей жертвой были их давние союзники, но ведь на их месте могли оказаться и сами румыны.

В конце июня в Бухарест пришла сухая, пыльная жара. Трава в парках пожухла. Под обжигающим дыханием ветра липы и каштаны пожелтели и начали сбрасывать листву, словно пришла осень. Каждое утро начиналось с ослепительно белого

Во второй половине дня горячий воздух скапливался между домами, и охряный смог казался осязаемым. Оглушенные жарой люди ложились спать. Когда конторы закрывались на обед, клерки набивались в трамваи, спеша домой, в затененные спальни. В пять, когда воздух еще был вязким, словно войлок, конторы открывались снова, но богачи и безработные бездействовали до самого вечера.

Вечером стало известно, что объявлен ультиматум. По улицам в закатных лучах праздно бродили гуляки.

Прохожие украдкой поглядывали на карту в окне Бюро пропаганды и гадали, сколько продержатся британцы. Когда стало известно о русском ультиматуме, про Британию тут же забыли.

Разумеется, требования ультиматума официально не сообщали. В вечерних газетах о них не было ни слова. Как обычно, власти пытались всё скрыть, но в Бухаресте невозможно что-либо утаить. Стоило Советскому Союзу только заикнуться об ультиматуме, как о нем уже сообщили иностранным журналистам в «Атенеуме»: Россия потребовала возвращения Бессарабии, а заодно и части Буковины, на которую вовсе не имела никаких прав. Срок ультиматума истекал завтра в полночь.

Через несколько минут после того, как новость узнали в «Атенеуме», ее уже обсуждали на улицах, в ресторанах и кафе. Опасения мгновенно усилились, поскольку жители столицы вообще были склонны паниковать. Людей охватило смятение.

Тем вечером Гай Прингл, университетский преподаватель английского, сидел вместе со своей женой Гарриет в кафе «Мавродафни». Вдруг какой-то человек вошел в роскошный зал кафе и что-то неразборчиво крикнул. Посетителей тут же словно охватило безумие. Люди повскакивали со своих мест и стали горестно рыдать, жалуясь окружающим на происходящее. Во всем винили евреев, коммунистов, потерпевших поражение союзников, мадам Лупеску, короля и всеми презираемого камергера Урдэриану [1] , – но в чем же их обвиняли?

Гарриет, худенькая брюнетка, за несколько месяцев, проведенных в разваливающемся на глазах румынском обществе, похудела еще сильнее; теперь она пугалась любого неожиданного события.

– Видимо, это немцы, – произнесла она. – Мы в ловушке.

Слухи о возможном вторжении немцев не утихали.

Гай попытался узнать, что происходит, у людей за соседним столиком. Распознав в нем англичанина, сосед разразился гневной речью по-английски:

– Во всем случившемся виноват сэр Стаффорд Криппс [2] !

– Так что же случилось?

– Он заставил русских забрать у нас Бессарабию!

– И украсть нашу Буковину, – вмешалась его спутница. – Наши прекрасные буковые леса!

Высокий и широкоплечий Гай имел добродушный и незлобивый вид; это впечатление еще усиливали очки. Он с обычным для себя дружелюбием заметил, что Криппс прибыл в Москву лишь сегодня утром и вряд ли бы успел заставить кого-либо что-либо сделать, но собеседник нетерпеливо отвернулся.

– Можно подумать, никто не ждал угрозы от русских, – заметила Гарриет.

Коммунистов и всё безбожное марксистское племя тут страшились сильнее, чем нацистов.

Услышав, что они говорят по-английски, какой-то пожилой мужчина вскочил на ноги и напомнил присутствующим, что Британия гарантировала безопасность Румынии. Теперь же Румынии грозит опасность – так что же будут делать британцы?

– Ничего! С ними покончено! – в ярости воскликнул он и сделал выпад в сторону Принглов своим чесучовым зонтиком.

Гарриет с опаской огляделась. Десять месяцев назад, когда она только приехала в Бухарест, британцев здесь уважали; теперь же, когда их родина проигрывала, отношение к ним переменилось. Она подумала было, что всё кафе набросится на них, но ничего не произошло. По отношению к некогда великой державе, которую теперь считали обреченной, всё же испытывали определенную признательность.

Не желая уходить и тем самым выказывать свой страх, супруги продолжили сидеть посреди всеобщего гомона, тон которого неожиданно изменился. Один из присутствующих вдруг встал и заговорил так тихо, что уже этим привлек общее внимание. Не преждевременны ли их страхи, спросил он. В самом деле, Британия уже ничем не может помочь Румынии, но остается же Гитлер. Король недавно заявил о смене курса. Теперь он может обратиться за помощью к немцам. Когда фюрер узнает об этом ультиматуме, он принудит Сталина отозвать его.

В самом деле! Крики утихли. Люди успокоенно кивали. Те, кто паниковал больше всех, тут же преисполнились бодрости и надежды. Те, кто жаловался громче других, теперь во всеуслышание заявляли о своей уверенности в благополучном исходе. Ничего еще не потеряно. Гитлер защитит их. В кои-то веки король стал всеобщим героем. Страна давно уже страдала от его интриг, но теперь ему аплодировали. Он как нельзя вовремя заявил о верности Германии. Сомневаться не приходилось: он спасет свою страну.

Эта внезапная эйфория охватила всех столь же стремительно, как до этого паника. Супруги шли домой сквозь толпы людей, которые поздравляли друг друга так, словно только что выиграли войну. Однако на следующее утро с севера потянулись автомобили беженцев. Серые от пыли, увешанные тюками, они напоминали польские автомобили, которые прибывали в Бухарест десятью месяцами ранее.

В столицу съехались немецкие землевладельцы из Бессарабии, которые бежали, получив предупреждение от германской миссии. Они боялись не русских, но местных крестьян, которые их ненавидели. С появлением немецких помещиков всех снова охватила тревога: ведь если кто и знал что-то о намерениях Гитлера, так это они.

Окна квартиры Принглов выходили на главную площадь. Утром люди стали собираться на ней, молча глядя на королевский дворец.

Князь Якимов, англичанин русского происхождения, которого Гарриет нехотя терпела в качестве постояльца, вернулся из своего любимого заведения, Английского бара, и сообщил: